. - теперь для тебя пришло время не делать
того, что ты делаешь всегда. Садись здесь, пока мы не уйдем,
и  н е   д е л а й .
     - Я не понял тебя, дон Хуан.
     Он  положил руки на мои записки и забрал их от меня. Он
осторожно  сложил страницы блокнота, прихватил их  резиновой
ленточкой,  а затем забросил блокнот, как метательный  диск,
далеко в чапараль.
     Я  был  шокирован и начал протестовать. Но он  приложил
руку  к моему рту. Он указал на большой куст и сказал, чтобы
я  сконцентрировал свое внимание не на листьях, а на тени от
листьев.  Он сказал, что бег в темноте не обязательно должен
вызваться  страхом,  но он может также быть  и  естественной
реакцией  здорового тела, которое знает, как "не делать". Он
повторял  вновь  и вновь шепотом мне на правое ухо, что  "не
делать"  то, что я знал, как делать, является ключом к силе.
В  случае наблюдения за деревом то, что я знал, как  делать,
было  немедленным фокусированием взгляда на листве. Тени  от
листьев  или  же промежутки между листьями никогда  меня  не
заботили.  Его  последним наставлением было, чтобы  я  начал
фокусировать  взгляд  на   тени  листьев  одной-единственной
ветви,  а  затем постепенно расширил охват до всего  дерева.
Чтобы  я  не возвращал глаза обратно к листьям,  потому  что
первым  осмысленным  шагом  к накоплению  личной  силы  было
позволить телу "не делать".
     Возможно,  из-за  соей  усталости  или  моего  нервного
возбуждения  я так погрузился в тени от листьев, что к  тому
времени,  когда  дон  Хуан   поднялся,   я   уже  почти  мог
воспринимать  группу темных масс тени так же эффективно, как
в нормальных условиях я группировал листву. Общий эффект был
поразительным.  Я сказал дону Хуану, что я хотел бы остаться
еще. Он засмеялся и похлопал меня по шляпе.
     -  Я  же  сказал  тебе, - сказал он,  -  телу  нравятся
подобные вещи.
     Затем  он  сказал,   что   я   должен  позволить  своей
накопленной  энергии  провести  меня  через  кусты  к  моему
блокноту. Он мягко толкнул меня в чапараль. Какое-то время я
шел  бесцельно  и затем наткнулся на него. Я  подумал,  что,
должно  быть, бессознательно запомнил направление, в котором
дон  Хуан бросил его. Он об'яснил события, сказав, что я шел
прямо  к  блокноту,  потому   что   мое  тело  долгое  время
пропитывалось "неделанием".

     Глава   15.   Н е д е л а н и е .

Среда, 11 апреля 1962 года.
     Возвратившись к своему дому, дон Хуан посоветовал, чтоб
я  занялся своими записками, как будто бы со мной ничего  не
произошло,  и чтобы я не думал и не упоминал ни об одном  из
тех событий, которые я испытал.
     После  дневного  отдыха  он  заявил,  что  нам  следует
покинуть  это место на несколько дней, потому что желательно
иметь какое-то расстояние между нами и "теми существами". Он
сказал,  что  они глубоко на меня повлияли, хотя я еще и  не
заметил  их  эффекта,  потому   что  мое  тело  недостаточно
чувствительно.  Однако,  через  короткое  время  я  серьезно
заболею,  если  не поеду к "месту своего  предрасположения",
чтобы укрепиться и восстановить силы.
     Мы  уехали перед восходом, держа путь на север, и после
утомительной  езды  и быстрой ходьбы мы прибыли  на  вершину
того холма во второй половине дня.
     Дон Хуан, как он делал это раньше, покрыл то место, где
я  уже однажды спал, веточками и листьями. Затем он дал  мне
горсть  листьев, чтобы я их положил на кожу живота, и  велел
лечь  и  отдохнуть.  Он  подготовил другое  место  для  себя
немножко  слева от меня, примерно в полутора метрах от  моей
головы и тоже лег.
     Через  какие-то  минуты я начал  ощущать  растекающуюся
теплоту  и  чувство  превосходного  самочувствия.  Это  было
ощущение  физического удобства. Такое ощущение, будто я  был
подвешен  в  воздухе.  Я полностью мог согласиться  с  доном
Хуаном,  что  "постель  из струн"  будет  поддерживать  меня
парящим.  Я сказал о невероятном качестве своих  чувственных
восприятий.  Уверенным  тоном дон Хуан заявил, что для  этой
самой цели и сделана была "постель".
     - Я не мог поверить, что это возможно! - воскликнул я.
     Дон  Хуан принял мое заявление буквально и укорил меня.
Он  сказал,  что устал от того, что я действую,  как  крайне
важное  существо,  которому  вновь и  вновь  следует  давать
доказательства того, что мир неизвестен и чудесен.
     Я попытался об'яснить, что мое риторическое восклицание
не имело значения. Он заявил, что если бы эт