|
был мальчиком, и, по мнению дедушки, я был
хорошим охотником. У него была ферма лекгорнских кур, и
соколы были угрозой его делам. Охота за ними была не только
настоящим, но еще и "правильным" делом. Вплоть до этого
момента я никогда не вспоминал ярости их глаз и о том, что
эта яростность преследовала меня в течение многих лет. Но
это было так. Далеко в моем прошлом, которое, как я думал,
уже изгладилось в моей памяти.
- Я когда-то охотился на соколов.
- Я знаю, - заметил дон Хуан, как само собой
разумеющееся. В его голосе была такая уверенность, что я
начал смеяться. Я подумал, что он чудаковатый суб'ект. Он
имел привычку говорить так, как если бы он действительно
знал, что я охотился на соколов. Я чувствовал крайнее
нерасположение к нему.
- Почему ты так рассердился? - спросил он тоном
искреннего участия.
Я не знал, почему. Он стал испытывать меня очень
необычным образом. Он попросил меня опять смотреть на него и
рассказать об "очень необыкновенной птице", которую он мне
напоминал. Я продолжал упорствовать и из духа сопротивления
сказал, что тут не о чем говорить. Затем я почувствовал себя
обязанным спросить его, почему он сказал, что он знает, что
я охотился на соколов. Вместо того, чтобы ответить мне, он
опять стал комментировать мое поведение. Он сказал, что я
очень злой парень, и что даже при падении шляпы у меня
появляется пена у рта. Я запротестовал, что это не так. У
меня всегда была такая идея, что я очень уживчив и мирен. Я
сказал, что это его вина в том, что он вывел меня из себя
своими неожиданными словами и поступками.
- Но почему же гнев? - спросил он.
Я проанализировал свои чувства и реакции. Действите-
льно, у меня не было нужды гневаться на него.
Он опять стал настаивать на том, чтобы я смотрел в его
глаза и рассказал ему о "необыкновенном соколе". Он
переменил слова. Раньше он говорил "очень необыкновенная
птица", теперь он стал говорить "необыкновенный сокол".
Перемена слов вызвала изменение в моем собственном
настроении. Я внезапно стал чувствовать печаль.
Он прищурил глаза, пока они не превратились в две
щелки, и сказал сверхдраматическим голосом, что он "видит"
очень странного сокола. Он повторил свое заявление три раза,
как если бы он действительно видел его прямо перед собой.
- Разве ты не помнишь его? - спросил он.
Я ничего подобного не помнил.
- Что же с этим соколом необыкновенного? - спросил я.
- Это ты должен сказать мне это, - заметил он.
Я настаивал на том, что я никаким способом не могу
узнать, о чем он говорит, поэтому я не могу рассказать ему
ничего.
- Не борись со мной, - сказал он. - борись со своей
вялостью и вспомни.
Я серьезно пытался на секунду понять его. Мне не
приходило в голову, что я точно так же мог пытаться и
вспомнить.
- Было время, когда ты видел множество птиц, - сказал
он, как бы настраивая меня.
Я сказал ему, что, когда я жил на ферме мальчиком, то я
охотился и убивал сотни птиц.
Он сказал, что если это так, то у меня не может быть
никакой трудности, чтобы вспомнить всех необыкновенных птиц,
на которых я охотился.
Он взглянул на меня с вопросом в глазах, как если бы он
только что дал мне последний ключ.
- Но я охотился очень на многих птиц, - сказал я. -
поэтому я ничего не могу вспомнить о них.
- Эта птица особенная, - заметил он шепотом. - эта
птица - сокол
- Я снова ушел в размышления над тем, на что он клонит.
Что, он дразнит меня? Или он это серьезно? После долгого
перерыва он опять попросил меня вспомнить. Я почувствовал,
что бесполезно для меня прервать его игру. Единственное, что
я еще мог сделать, это участвовать в ней вместе с ним.
- Ты говоришь о соколе, на которого я охотился? -
спросил я.
- Да, - прошептал он с закрытыми глазами.
- Так это произошло, когда я был мальчиком?
- Да.
- Но ты говорил, что ты видишь сокола прямо перед собой
сейчас.
- Вижу.
- Что ты пытаешься заставить меня сделать?
- Я пытаюсь заставить тебя вспомнить.
- Что? Бога ради!
- Сокол, быстрый как свет, - сказал он, глядя мне в
глаза.
Я почувствовал, что у меня остановилось сердце.
- Теперь взгляни на меня, - сказал он.
Но я не взглянул. Я слышал его голос, как слабый звук,
к
|
|