тве своем враждебно 
настроены к человеку, но кажется, что тогда человек больше доверял себе, чем 
позднее. Он, конечно, постоянно страдал от сильнейшего страха перед этими злыми 
духами, но он защищался от них определенными действиями, которым приписывал 
способность изгонять их. И в других случаях он не был бессильным. Если он хотел 
дождя, то не молился богу погоды, а производил магическое действие, от которого 
ожидал прямого воздействия на природу, сам создавал что-то похожее на дождь. В 
борьбе с силами окружающего мира его первым оружием была магия, первая 
предшественница нашей нынешней техники. Мы предполагаем, что вера в магию берет 
начало в переоценке собственных интеллектуальных операций, в вере во 
«всемогущество мысли», которое мы, между прочим, вновь находим у наших 
невротиков, страдающих навязчивыми состояниями. Мы можем себе представить, что 
люди того времени особенно гордились своими языковыми достижениями, с которыми 
должно было быть сопряжено большое облегчение мышления. Они наделяли слово 
волшебной силой. Эта черта была позднее заимствована религией. «И сказал Бог: 
да будет свет. И стал свет». Впрочем, факт магических действий показывает, что 
анимистический человек не просто полагался на силу своих желаний. Он ожидал 
успеха от выполнения акта, которому природа должна была подражать. Если он 
хотел дождя, то сам лил воду; если хотел побудить землю к плодородию, то 
представлял на поле сцену полового сношения.

Вы знаете, с каким трудом исчезает то, что получило некогда психическое 
выражение. Поэтому вы не удивитесь, услышав, что многие проявления анимизма 
сохранились до сегодняшнего дня в большинстве своем как так называемые суеверия 
наряду с религи– 
[466]
ей и за ней. Более того, вы вряд ли сможете отказать в правоте суждению, что 
наша философия сохранила существенные черты анимистического образа мышления, 
переоценку волшебной силы слова, веру в то, что реальные процессы в мире идут 
путями, которые им хочет указать наше мышление. Это, правда, скорее анимизм без 
магических действий. С другой стороны, мы можем ожидать, что в ту эпоху 
существовала уже какая-то этика, правила общения людей, но ничто не говорит за 
то, что они были теснее связаны с анимистической верой. Вероятно, они были 
непосредственным выражением соотношения сил и практических потребностей.

Было бы весьма интересно узнать, что обусловило переход от анимизма к религии, 
но вы можете себе представить, какая тьма и поныне окутывает эти древние 
времена в истории развития человеческого духа. По-видимому, является фактом то, 
что первой формой проявления религии был удивительный тотемизм, поклонение 
животным, сопровождавшееся первыми этическими заповедями, табу. В свое время в 
книге Тотем и табу (1912-1913) я выдвинул предположение, что это изменение 
является следствием переворота и отношениях человеческой семьи. Главное 
достижение религии по сравнению с анимизмом состоит в психическом преодолении 
страха перед демонами. Однако в качестве пережитка доисторического времени злой 
дух сохранил свое место и в системе религии(1).

Если это было предысторией религиозного мировоззрения, то теперь давайте 
обратимся к тому, 
что

–
(1) Об отношении Фрейда к религии. По вопросам, связанным с религией, Фрейд 
многократно высказывался в своих работах. Он посвятил этим вопросам некоторые 
специальные сочинения; отметим, в частности, изданные и на русском языке «Тотем 
и табу» и «Будущность одной иллюзии», а также исследование по вопросу о 
происхождении иудаизма.* Общее отношение Фрейда к религии может быть 
сформулировано следующим принадлежащим ему лаконичным тезисом: «Нет ничего, что 
могло бы долгое время сопротивляться разуму и опыту, а для всех очевидно, что 
религия им противоречит».** Фрейд был атеистом и считал, что «религиозную 
иллюзию» ждет в ходе истории исчезновение. При этом он оставлял без внимания, 
как об этом сказано, общественно-исторические истоки религии, своеобразную 
представленность в религиозном сознании нравственных ориентации, которые 
возникают у человека в его жизненных встречах с действительностью.


–
* Фрейд 3. Тотем и табу. М.; Пг,: 1923; он же. Будущность одной иллюзии. М.; Л.,
 1930.

** Фрейд 3. Будущность одной иллюзии. С. 57.


[467]
произошло с тех пор и поныне происходит на наших глазах. Научный образ мышления,
 окрепший в наблюдениях за природными процессами, начал с течением времени 
рассматривать религию как дело человека, подвергая ее критической проверке. 
Перед этим она не могла устоять. Сначала это были сообщения о чудесах, которые 
вызывали удивление и недоверие, поскольку противоречили всему, чему учило 
трезвое наблюдение, совершенно очевидно неся на себе влияние деятельности 
человеческой фантазии. Затем должно было быть отвергнуто ее учение, объяснявшее 
существующий мир, потому что оно свидетельствовало о незнании, которое несло на 
себе печать древних времен и которое научились преодолевать благодаря 
возросшему постижению законов природы. То, что мир возник благодаря актам 
зачатия или сотворения, аналогично возникновению отдельного человека, не 
казалось более самым близким к истине, само собой разумеющимся предположением, 
с тех пор как для мышления стало очевидным различие между живыми одушевленными 
существами и неживой природой, при котором стало невозможно придерживаться 
первоначального анимизма. Нельзя не заметить также влияния сравнительного 
изучения различных религиозных систем и их взаимного исключения и нетерпимости 
друг к другу.

Закаленный этими предварительными упражнениями, научный образ мышления приобрел 
наконец мужество решиться на проверку самых значительных и аффективно наиболее 
ценных частей религиозного 
[468]
мировоззрения. Всегда было очевидно, но только впоследствии решились высказ