о 
неизгладимые следы в его развитии. Но я даже рад, что мне не нужно этого 
делать; это была бы трудная задача, которая заняла бы много времени, и в конце 
вы смутили бы меня тем, что потребовали бы от меня совершенно определенных 
практических советов, как родителям или воспитателям следует относиться к 
онанизму маленьких детей. В развитии девочки, о котором я говорю, виден пример 
того, что ребенок сам старается освободиться от онанизма. Но это не всегда ему 
удается. Там, где зависть к пенису пробудила сильное противодействие клиторному 
онанизму, а он все-таки не хочет уступать, начинается энергичная 
освободительная борьба, в которой девочка как бы берет на себя роль 
отставленной матери и выражает все свое недовольство неполноценным клитором, 
сопротивляясь удовлетворению с его помощью. Уже много лет спустя, когда 
онанистические действия давно подавлены, интерес продолжает сохраняться, и его 
мы должны толковать как защиту от все еще существующей боязни искушения. Это 
выражается в возникновении симпатии к лицам, у которых предполагаются схожие 
трудности, это становится мотивом для заключения брака, это может даже 
определять выбор партнера по браку или любви. Освобождение от ранней детской 
мастурбации [416] действительно является делом отнюдь не легким или 
безразличным.

Прекращение клиторной мастурбации означает отказ от части активности. Теперь 
пассивность берет верх, обращение к отцу происходит преимущественно с помощью 
пассивных побуждений. Вы видите, что такой сдвиг в развитии, устраняющий 
фаллическую активность, подготавливает почву для женственности. Если при этом 
не слишком многое теряется из-за вытеснения, эта женственность может 
осуществляться нормально. Желание, с которым девочка обращается к отцу, это 
ведь первоначально желание иметь пенис, в котором ей отказала мать и которого 
она ждет от отца. Но женская ситуация восстанавливается только тогда, когда 
желание иметь пенис замещается желанием иметь ребенка; ребенок, таким образом, 
согласно эквивалентам древней символики, занимает место пениса. От нас не 
ускользает то, что девочка еще раньше, в ненарушенной фаллической фазе, хотела 
ребенка, ведь таков был смысл ее игры с куклами. Но эта игра не была, 
собственно, выражением ее женственности, она служила идентификации с матерью с 
намерением заменить пассивность активностью. Она играла роль матери, а куклой 
была она сама; теперь она могла делать с ребенком все то, что мать обычно 
делала с ней. Только с появлением желания иметь пенис кукла-ребенок становится 
ребенком от отца и отныне самой желанной женской целью. Велико счастье, если 
когда-нибудь впоследствии это детское желание найдет свое реальное воплощение и 
особенно если ребенок будет мальчиком, который принесет с собой долгожданный 
пенис. В связи «ребенок от отца» акцент достаточно часто смещен на ребенка, а 
не на отца. Так старое мужское желание обладать пенисом еще просвечивает сквозь 
сложившуюся жен– 
[417]
ственность. Но может быть, это желание иметь пенис мы должны, скорее, признать 
исключительно женским.

С переносом желания ребенка-пениса на отца девочка вступает в ситуацию Эдипова 
комплекса. Враждебность к матери, которой не нужно создаваться заново, получает 
теперь сильное подкрепление, потому что та становится соперницей, которой 
достается от отца все, чего желает от него девочка. Эдипов комплекс девочки 
долгое время скрывал от нас доэдипову связь с матерью, которая столь важна и 
оставляет такие стойкие фиксации. Для девочки эдипова ситуация является исходом 
долгого и трудного развития, чем-то вроде предварительного освобождения, некой 
точкой покоя, которую она не так-то скоро оставит, тем более что теперь 
недалеко и начало латентного периода. В отношении Эдипова комплекса к комплексу 
кастрации обращает на себя внимание различие полов, которое, вероятно, чревато 
последствиями. Эдипов комплекс мальчика, когда он желает свою мать, а отца 
хотел бы устранить как соперника, развивается, конечно, из фазы его фаллической 
сексуальности. Но угроза кастрации принуждает его отказаться от этой установки. 
Под влиянием опасности потерять пенис Эдипов комплекс оставляется, вытесняется 
и в наиболее нормальном случае разрушается до основания, а в качестве его 
наследника вступает в силу строгое Сверх-Я. У девочки происходит почти 
противоположное. Комплекс кастрации подготавливает Эдипов комплекс, вместо того 
чтобы его разрушать, под влиянием зависти к пенису нарушается связь с матерью, 
и девочка попадает в эдипову ситуацию как в какую-то гавань. С устранением 
страха кастрации отпадает главный мотив, который заставляет мальчика преодолеть 
Эдипов комплекс. Девочка остается в нем неопределенно 
[418]
долго и лишь поздно, да и то не полностью освобождается от него. В этих 
условиях должно пострадать образование Сверх-Я, оно не сможет достичь той силы 
и независимости, которые и придают ему культурное значение, и феминисты не 
любят, когда им указывают на последствия этого момента для обычного женского 
характера.

А теперь вернемся назад: как вторую возможную реакцию на открытие женской 
кастрации мы выделили развитие сильного комплекса мужественности. Под этим 
подразумевалось, что девочка как бы отказывается признать этот неприятный факт, 
упрямым протестом еще больше преувеличивает свою прежнюю мужественность, не 
хочет отказываться от своих клиторных действий и находит себе прибежище в 
идентификации с фаллической матерью или отцом. Что может быть решающим для 
такого исхода? Мы не можем представить себе