ли оно более содержательным, чем первое наше 
положение, что они имеют смысл? Я думаю, нет; это второе положение еще более 
неопределенно и может привести к недоразумениям. Иногда все, что можно 
наблюдать в душевной жизни, называют психическим феноменом. Важно выяснить, 
вызвано ли отдельное психическое явление непосредственно физическими, 
органическими, материальными воздействиями, и тогда оно не относится к области 
психологии, или оно обусловлено прежде всего другими психическими процессами, 
за которыми скрывается, в свою очередь, ряд органических причин. Именно в этом 
последнем смысле мы и понимаем явление, называя его психическим процессом, 
поэтому целесообразнее выражаться так: явление имеет содержание, смысл. Под 
смыслом мы понимаем значение, намерение, тенденцию и место в ряду психических 
связей.

Есть целый ряд других явлений, очень близких к ошибочным действиям, к которым 
это название, однако, уже не подходит. Мы называем их случайными и 
симптоматическими действиями [Zufalls– und Symptomhandlungen]. Они тоже носят 
характер не только немотивированных, незаметных и незначительных, но и излишних 
действий. От ошибочных действий их отличает отсутствие второго намерения, с 
которым сталкивалось бы первое и благодаря которому оно бы нарушалось. С другой 
стороны, эти действия легко переходят в 
[64]
жесты и движения, которые, по нашему мнению, выражают эмоции. К этим случайным 
действиям относятся все кажущиеся бесцельными, выполняемые как бы играя 
манипуляции с одеждой, частями тела, предметами, которые мы то берем, то 
оставляем, а также мелодии, которые мы напеваем про себя. Я убежден, что все 
эти явления полны смысла и их можно толковать так же, как и ошибочные действия, 
что они являются некоторым знаком других, более важных душевных процессов и 
сами относятся к полноценным психическим актам. Но я не собираюсь 
останавливаться на этой новой области психических явлений, а вернусь к 
ошибочным действиям, так как они позволяют с большей точностью поставить важные 
для психоанализа вопросы.

В области ошибочных действий самыми интересными вопросами, которые мы поставили,
 но пока оставили без ответа, являются следующие: мы сказали, что ошибочные 
действия возникают в результате наложения друг на друга двух различных 
намерений, из которых одно можно назвать нарушенным (gestцrte), а другое 
нарушающим (stцrende). Нарушенные намерения не представляют собой проблему, а 
вот о другой группе мы хотели бы знать, во-первых, что это за намерения, 
выступающие как помеха для другой группы, и, во-вторых, каковы их отношения 
друг к другу.

Разрешите мне опять взять в качестве примера для всех видов ошибочных действий 
оговорку и ответить сначала на второй вопрос, прежде чем я отвечу на первый.

При оговорке нарушающее намерение может иметь отношение к содержанию 
нарушенного намерения, тогда оговорка содержит противоречие, поправку или 
дополнение к нему. В менее же ясных и более интересных случаях нарушающее 
намерение по содержанию не имеет с нарушенным ничего общего.

Подтверждения отношениям первого рода мы без труда найдем в уже знакомых и им 
подобных приме– 
[65]
рах. Почти во всех случаях оговорок нарушающее намерение выражает 
противоположное содержание по отношению к нарушенному, ошибочное действие 
представляет собой конфликт между двумя несогласованными стремлениями. Я 
объявляю заседание открытым, но хотел бы его закрыть – таков смысл оговорки 
президента. Политическая газета, которую обвиняли в продажности, защищается в 
статье, которая должна заканчиваться словами: «Наши читатели могут 
засвидетельствовать, как мы всегда совершенно бескорыстно выступали на благо 
общества». Но редактор, составлявший эту статью, ошибся и написал «корыстно». 
Он, видимо, думал: хотя я и должен написать так, но я знаю, что это ложь. 
Народный представитель, призванный говорить кайзеру беспощадную (rьckhaltlos) 
правду, прислушавшись к внутреннему голосу, который как бы говорит: а не 
слишком ли ты смел? – делает оговорку – слово rьckhaltlos [беспощадный] 
превращается в rьckgratlos [бесхребетный].
*
В уже известных вам примерах, когда оговорка производит впечатление стяжения и 
сокращения слов, появляются поправки, дополнения и продолжения высказывания, в 
которых, наряду с первой, находит свое проявление и вторая тенденция. «Тут 
обнаружились (zum Vorschein kommen) факты, а лучше уж прямо сказать: свинства 
(Schweinereien)», – итак, возникает оговорка: es sind Dinge zum Vorschwein 
gekommen. «Людей, которые это понимают, можно сосчитать по пальцам одной руки», 
но в действительности есть только один человек, который это понимает, в 
результате получается: сосчитать по одному пальцу. Или «мой муж может есть и 
пить, что он хочет». Но разве я потерплю, чтобы он что-то хотел, вот и выходит: 
он может есть и пить все, что я хочу.

– * В немецком рейхстаге, ноябрь 1908 г. 
[66]
Во всех этих случаях оговорка либо возникает из содержания нарушенного 
намерения, либо она связана с этим содержанием.

Другой вид отношения между двумя борющимися намерениями производит весьма 
странное впечатление. Если нарушающее намерение не имеет ничего общего с 
содержанием нарушенного, то откуда ж