ботой и что он с легким сердцем отказался от данного 
ему предписания говорить все, что придет ему в голову, не поддаваясь никаким 
критическим соображениям. Он находится как бы вне лечения, как будто у него с 
врачом не было никакого уговора; он явно чем-то увлечен, что хочет сохранить 
для себя. Это опасная для лечения ситуация. Несомненно, что здесь имеет место 
сильное сопротивление. Но что же 
произошло?
Если ты в состоянии снова выяснить ситуацию, то открываешь причину помехи в том,
 что пациент перенес на врача интенсивные нежные чувства, не оправданные ни 
поведением врача, ни сложившимися во время лечения отношениями. В какой форме 
выражается эта нежность и какие цели она преследует, конечно, зависит от личных 
отношений обоих участников. Если дело касается молодой девушки и молодого 
человека, то у нас создается впечатление нормальной влюбленности, мы найдем 
вполне понятным, что девушка влюбляется в мужчину, с которым она может подолгу 
оставаться наедине и обсуждать интимные дела и который занимает по отношению к 
ней выгодную позицию превосходящего ее помощника, но тогда мы, вероятно, 
упустим из виду то, что у невротической девушки скорее можно было бы ожидать 
нарушение способности любить. Чем меньше личные отношения врача и пациента 
будут походить на этот предполагаемый вариант, тем более странным покажется нам,
 что, несмотря на это, мы постоянно будем находить то же самое отношение в 
области чувств. Можно еще допустить, если молодая, несчастная в браке женщина 
[242]
кажется охваченной серьезной страстью к своему пока еще свободному врачу, если 
она готова добиться развода, чтобы принадлежать ему, или в случае социальных 
препятствий не останавливается перед тем, чтобы вступить с ним в тайную 
любовную связь. Подобное случается и вне психоанализа. Но при этих условиях с 
удивлением слышишь высказывания со стороны женщин и девушек, указывающие на 
вполне определенное отношение к терапевтической проблеме: они, мол, всегда 
знали, что их может вылечить только любовь, и с самого начала лечения ожидали, 
что благодаря этим отношениям им, наконец, будет подарено то, чего жизнь лишала 
их до сих пор. Только из-за этой надежды они отдавали так много сил лечению и 
преодолевали затруднения при разговорах о себе. Мы со своей стороны прибавим: и 
так легко понимали все, чему обыкновенно трудно поверить. Но такое признание 
поражает нас; оно опрокидывает все наши расчеты. Неужели мы упустили самое 
важное?
И в самом деле, чем больше у нас опыта, тем меньше мы в состоянии 
сопротивляться внесению этого исправления, позорящего нашу ученость. В первый 
раз можно было подумать, что аналитическое лечение наткнулось на помеху 
вследствие случайного события, т. е. не входившего в его планы и не им 
вызванного. Но если такая нежная привязанность пациента к врачу повторяется 
закономерно в каждом новом случае, если она проявляется при самых 
неблагоприятных условиях, с прямо-таки гротескными недоразумениями, и даже у 
престарелых женщин, даже по отношению к седому мужчине, даже там, где, по 
нашему мнению, нет никакого соблазна, то мы должны отказаться от мысли о 
случайной помехе и признать, что дело идет о феномене, теснейшим образом 
связанном с сущностью болезни.


[243]
Новый факт, который мы, таким образом, нехотя признаем, мы называем 
перенесением (Ьbertragung). Мы имеем в виду перенесение чувств на личность 
врача, потому что не считаем, что ситуация лечения могла оправдать 
возникновение таких чувств. Скорее мы предположим, что вся готовность 
испытывать чувства происходит из чего-то другого, назрела в больной и при 
аналитическом лечении переносится на личность врача. Перенесение может 
проявиться в бурном требовании любви или в более умеренных формах; вместо 
желания быть возлюбленной у молодой девушки может возникнуть желание стать 
любимой дочерью старого мужчины, либидозное стремление может смягчиться до 
предложения неразрывной, но идеальной, нечувственной дружбы. Некоторые женщины 
умеют сублимировать перенесение и изменять его, пока оно не приобретет 
определенную жизнеспособность; другие вынуждены проявлять его в грубом, 
первичном, по большей части невозможном виде. Но, в сущности, это всегда одно и 
то же, причем никогда нельзя ошибиться в его происхождении из того же самого 
источника.

Прежде чем задаваться вопросом, куда нам отнести новый факт перенесения, 
дополним его описание. Как обстоит дело с пациентами-мужчинами? Уж тут-то можно 
было бы надеяться избежать докучливого вмешательства различия полов и взаимного 
их влечения. Однако ответ гласит: ненамного иначе, чем у пациентов-женщин. Та 
же привязанность к врачу, та же переоценка его качеств, та же поглощенность его 
интересами, та же ревность по отношению ко всем, близким ему в жизни. 
Сублимированные формы перенесения между мужчиной и мужчиной встречаются 
постольку чаще, а непосредственное сексуальное требование постольку реже, 
поскольку открытая гомо– 
[244]
сексуальность отступает перед другими способами использования этих компонентов 
влечения. У своих пациентов-мужчин врач также чаще, чем у женщин, наблюдает 
форму перенесения, которая на первый взгляд, кажется, противоречит всему 
вышеописанному, – враждебное или негативное перенесение.

Уясним себе прежде всего, что перенесение имеется у больного с самого начала 
лечения и некоторое время представляет собой самую мощную способствующую работе 
силу. Его совершенно не чувствуешь, и о нем нечег