с 
смысле. Нам удалось вновь оживить старый конфликт вытеснения, подвергнув 
пересмотру завершившийся тогда процесс. В качестве нового материала мы 
прибавляем, во-первых, предупреждение, что прежнее решение привело к болезни, и 
обещание, что другое решение откроет путь к выздоровлению, во-вторых, 
грандиозное изменение всех обстоятельств со времени того первого вытеснения. 
Тогда Я было слабым, инфантильным и, может быть, имело основание запретить 
требование либидо как опасное. Теперь оно окрепло и приобрело опыт, а кроме 
того, имеет помощника в лице врача. Так что мы можем надеяться, что приведем 
обновленный конфликт к лучшему исходу, чем к вытеснению, и, как сказано, при 
истериях, неврозах страха и навязчивых состояниях успех принципиально 
оправдывает нас.

Однако есть другие формы заболеваний, при которых, несмотря на сходство условий,
 наши терапевтические меры никогда не приносят успеха. И в них дело было в 
первоначальном конфликте между Я и либидо, который привел к вытеснению, хотя 
топически его можно характеризовать иначе, и здесь можно отыскать участки, где 
в жизни больного произошли вытеснения, [и здесь] мы применяем те же методы, 
готовы дать те же обещания, оказываем ту же помощь, сообщая ожидаемые 
представления, и вновь разница во времени между настоящим и прошлыми 
вытеснениями способствует иному исходу конфликта. И все-таки нам не удается 
уничтожить сопротивление и устранить вытеснение. Эти пациенты – параноики, 
меланхолики, страдающие Dementia praecox – остаются 
[239]
в общем не затронутыми психоаналитической терапией и невосприимчивыми к ней. 
Почему так получается? Не от недостатка интеллекта; известная степень 
интеллектуальной работоспособности, конечно, требуется от наших пациентов, но в 
ней определенно нет недостатка, например, у параноиков, способных на весьма 
остроумные комбинации. Имеются и другие силы, способствующие выздоровлению: 
меланхолики, например, в очень высокой степени осознают, что больны и поэтому 
так тяжело страдают, что отсутствует у параноиков, но от этого они не 
становятся доступнее. Мы имеем здесь непонятный факт, вызывающий у нас поэтому 
сомнение в том, понимаем ли мы в действительности все условия достижения успеха 
при других неврозах.

Если мы остановимся на наших занятиях с истеричными и больными неврозом 
навязчивых состояний, то вскоре перед нами встает второй факт, к которому мы 
совершенно не подготовлены. Через некоторое время мы замечаем, что эти больные 
ведут себя весьма своеобразно по отношению к нам. Мы полагали, что учли все 
силы, которые приходится принимать во внимание при лечении, полностью продумали 
ситуацию между нами и пациентом, так что в ней все предстало как в 
арифметической задаче, а затем оказывается, что в нее вкралось что-то, не 
входившее в расчет. Это неожиданное новое само по себе многообразно, сначала я 
опишу более частые и понятные формы его проявления.

Итак, мы замечаем, что пациент, которому следовало бы искать выхода из своих 
болезненных конфликтов, проявляет особый интерес к личности врача. Все, что 
связано с этой личностью, кажется ему значительнее, чем его собственные дела, и 
отвлекает его от болезни. Общение с ним становится на какое-то 
[240]
время очень приятным; он особенно предупредителен, старается, где можно, 
проявить благодарность, обнаруживает утонченность и положительные качества 
своего существа, которые мы, может быть, и не стремились найти у него. Врач 
тоже составляет себе благоприятное мнение о пациенте и благодарит случай, 
давший ему возможность оказать помощь особо значимой личности. Если врачу 
представился случай побеседовать с родственниками пациента, то он с 
удовольствием слышит, что эта симпатия взаимна. Дома пациент без устали 
расхваливает врача, превознося в нем все новые положительные качества. «Он 
грезит вами, слепо доверяет вам; все, что вы говорите, для него откровение», – 
рассказывают родственники. Иногда кто-нибудь из этого хора выражается резче: 
«Просто надоело, он беспрестанно говорит только о вас».

Хотим надеяться, что врач достаточно скромен, чтобы объяснять эту оценку своей 
личности пациентом надеждами, которые он ему может подать, и расширением его 
интеллектуального горизонта благодаря поразительным и раскрепощающим открытиям, 
которые несет с собой [его] лечение. При таких условиях анализ характеризуется 
замечательными успехами, пациент понимает намеки, углубляется в поставленные 
лечением задачи, у него в изобилии всплывает материал воспоминаний и мыслей, он 
поражает врача уверенностью и меткостью своих толкований, и тот только с 
удовлетворением констатирует, с какой готовностью больной воспринимает все те 
психологические новшества, которые обыкновенно вызывают самое ожесточенное 
сопротивление у здоровых. Хорошему взаимопониманию во время аналитической 
работы соответствует и объективное, всеми признаваемое улучшение состояния 
больного.


[241]
Но не все время стоит такая ясная погода. Однажды небосклон заволакивается 
тучами. В лечении обнаруживаются затруднения; пациент утверждает, что ему 
ничего не приходит в голову. Возникает совершенно ясное впечатление, что он 
больше не интересуется р