ей ему 
сообщать другому определенные вещи. Он, правда, был доволен успехом лечения, но 
я нет, и я решил впредь при подобных условиях не повторять опыта.

Страдающие неврозом навязчивых состояний прекрасно умеют сделать почти 
непригодным техническое правило тем, что относятся к нему с чувством повышенной 
совестливости и сомнения. Истерики, страдающие страхом, выполняют его, доводя 
ad absurdum,* так как они воспроизводят только те мысли, которые настолько 
далеки от искомого, что ничего не дают для анализа. Но я не намерен вводить вас 
в разбор этих технических трудностей. Достаточно того, что в конце концов 
благодаря решительности и настойчивости удается отвоевать у сопротивления 
известную долю подчинения основному техническому правилу, и тогда оно 
переносится на другую область. Оно выступает как интеллектуальное сопротивление,
 борется при помощи аргументов, пользуется трудностями и неправдоподобными 
положениями, которые нормальное, но не осведомленное мышление находит в 
аналитических теориях. Тогда нам соло приходится выслушивать все возражения и 
критику, которые хором раздаются в научной литературе. Так что для нас нет 
ничего нового в том, что нам кричат извне. Это настоящая буря в стакане воды. 
Однако с пациентом можно поговорить; он просит нас осведомлять его, поучать, 
опровергать, указать ему литературу, изучив которую, он мог бы приобрести новые 
знания. Он охотно готов стать 
сто-
– * До абсурда (лат.). – Прим. пер.


[61]
ронником психоанализа при условии, чтобы анализ пощадил бы его лично. Но мы 
узнаем в этой любознательности сопротивление, уклонение от наших специальных 
задач и отвергаем ее. У невротика с навязчивым состоянием мы должны ожидать 
особой тактики сопротивления. Он часто беспрепятственно позволяет идти анализу 
своим ходом, так что в загадках его случая заболевания приобретается все больше 
ясности, но в конце концов мы начинаем удивляться, что этому разъяснению не 
соответствует никакой практический успех, нет никакого исчезновения симптомов. 
Тогда мы можем обнаружить, что сопротивление отступило за сомнение, 
свойственное неврозу навязчивых состояний, и с этой позиции успешно дает нам 
отпор. Больной сказал себе приблизительно следующее: все это прекрасно и 
интересно. Я охотно посмотрю, что будет дальше. Это очень изменило бы мою 
болезнь, если бы было верно. Но ведь я совершенно не верю, что это правильно, а 
пока я этому не верю, моей болезни ничего не касается. Так может долго 
продолжаться, пока сам не дойдешь до этого потайного места, и тогда начинается 
решительная борьба.

Интеллектуальные сопротивления не самые худшие, над ними всегда одерживаешь 
победу. Но пациент, оставаясь в рамках анализа, умеет также создавать такие 
сопротивления, преодоление которых относится к самым трудным техническим 
задачам. Вместо того чтобы вспоминать, он воспроизводит из своей жизни такие 
установки и чувства, которые посредством так называемого «перенесения» 
(Ьbertragung) можно использовать для сопротивления врачу и лечению. Если 
пациент – мужчина, он берет этот материал, как правило, из своего отношения к 
отцу, на место которого он ставит врача, и таким образом создает сопротивление 
из своего стремления к личной и интеллектуальной самостоятельности, из свое– 
[62]
го честолюбия, которое видело свою первую цель в том, чтобы подражать отцу или 
превзойти его, из его нежелания второй раз в жизни взять на себя бремя 
благодарности. Порой возникает впечатление, будто у больного есть намерение 
показать, что врач не прав, дать ему почувствовать свое бессилие, одержать над 
ним верх, которое полностью заменяет лучшее намерение покончить с болезнью. 
Женщины для целей сопротивления умеют мастерски использовать нежное, эротически 
подчеркнутое перенесение на врача. При известной силе этой склонности пропадает 
всякий интерес к действительной ситуации лечения, не исполняется ни одно из 
обязательств, взятых на себя в начале его, а никогда не прекращающаяся ревность,
 а также горечь из-за неизбежного, хотя и осторожного отказа в ответном чувстве 
должны содействовать ухудшению личного отношения к врачу и, таким образом, 
исключить одну из самых могучих действующих сил анализа.

Нельзя односторонне осуждать сопротивления этого рода. Они содержат много 
важнейшего материала из прошлого больного, воспроизводят его в такой 
убедительной форме, что становятся наилучшей опорой анализа, если их, умело 
используя технику, направить в нужное русло. Замечательно только то, что 
сначала этот материал служит сопротивлению и выступает своей враждебной лечению 
стороной. Можно также сказать, ч