г анализа человеческого "Я",
должно постепенно найти свое подтверждение в самых различных областях
психологии. В своей статье "Zur Einfьhrung34 des Narzissmus" я собрал прежде
всего весь патологический материал для обоснования выделения этой черты. 
Следует
ожидать, что значение нарцисизма окажется гораздо большим при углублении в
психологию психозов. Вспомним о том, что "Я" играет роль объекта в отношении к
развивающемуся из него "Я"-идеалу, что, может быть, все взаимодействия,
изученные нами в учении о неврозах между внешним объектом и совокупным "Я",
повторяются на этой новой арене внутри "Я".
Я хочу проследить здесь лишь одно из всех возможных с этой точки зрения
следствий и продолжить, таким образом, обсуждение проблемы, которую я оставил
неразрешенной в другом месте35. Каждая из душевных дифференцировок, с которыми
мы познакомились, представляет новую трудность для душевной функции, повышает 
ее
лабильность и может явиться исходным пунктом отказа от функции заболевания. Так,

мы, родившись, сделали шаг от абсолютно самодовольного нарцисизма к восприятию
изменчивого внешнего мира и к началу нахождения объекта; в связи с этим
находится тот факт, что мы не можем находиться в этом состоянии в течение
долгого времени, что мы периодически покидаем его и возвращаемся во сне к
прежнему состоянию отсутствия раздражений и избежания объектов. Конечно, мы
следуем при этом указанию внешнего мира, который временно лишает нас большей
части действующих на нас раздражений путем периодической смены дня и ночи.
Другой более важный для патологии пример не подлежит такому ограничению. В
течение нашего развития мы разделили весь наш душевный мир на связное 
(kohдrent)
"Я" и настоящее вне "Я" бессознательное вытесненное, и мы знаем, что
стабильность этих новообразований подвержена постоянным потрясениям. В
сновидении и в неврозе этот выключенный из нашего сознания материал стучится в
охраняемые сопротивлением ворота, а в здоровом бодрствующем состоянии мы
пользуемся особыми приемами для того, чтобы временно включить в наше "Я"
вытесненный материал, обходя сопротивление и извлекая из этого удовольствие.
Остроумие и юмор, а отчасти и комическое вообще, должны рассматриваться с этой
точки зрения. Каждому знатоку психологии неврозов известны такие примеры,
имеющие меньший масштаб, но я спешу вернуться к нашей цели.
Можно представить себе, что и отграничение "Я"-идеала от "Я" не может
существовать долго и должно подвергаться по временам обратному развитию. При
всех запретах и ограничениях, накладываемых на "Я", происходит, как правило,
периодический прорыв запретного, как показывает институт праздников, являвшихся
первоначально не чем иным как запрещенными законом эксцессами, и этому
освобождению от запрета они обязаны и своим веселым характером36. Сатурналии
римлян и наш теперешний карнавал совпадают в этой существенной отличительной
черте с празднествами первобытных людей, которые обычно сочетали с развратом
различные нарушения священнейших запретов. А "Я"-идеал охватывает сумму всех
ограничений, которым подчиняется "Я", и потому упразднение идеала должно было 
бы
быть величайшим праздником для "Я", которое опять могло бы быть довольно собой.
Когда в "Я" что-нибудь совпадает с "Я"-идеалом, то всегда возникает ощущение
триумфа. Чувство вины (и чувство малоценности) тоже могут быть поняты как
разногласие между "Я" и "Я"-идеалом.
Trotter считает вытеснение производным стадного инстинкта. Это скорее та же
мысль, выраженная несколько иначе, чем противоречие, когда я говорю в
"Einfьhrung des Narzissmus": образование идеала является благоприятствующим
условием для вытеснения.
Как известно, есть люди, настроение которых периодически колеблется от
чрезмерной подавленности через некоторое среднее состояние до повышенного
самочувствия, и действительно, эти колебания наступают в различной по величине
амплитуде, от едва заметной до самой крайней; они врываются крайне мучительно
или разрушающе в жизнь больного в виде меланхолии или мании. В типических
случаях этого циклического расстройства внешние поводы как будто не играют
решающей роли: из внутренних мотивов у этих больных находят то же, что у всех
людей. Поэтому вошло в обыкновение трактовать эти случаи как непсихогенные. О
других тождественных случаях циклического расстройства, которые легко могут 
быть
сведены к душевным травмам, речь будет впереди.
Обоснование этих произвольных колебаний настроения нам, следовательно,
неизвестно. У нас нет знания механизма смены меланхолии манией. Для этих 
больных
могло бы иметь значение наше предположение о том, что их "Я"-идеал растворился 
в
"Я", в то время как до того он был очень требователен к "Я".
Мы решительно избегаем неясностей: на основе нашего анализа "Я" несомненно, что
у маниакального больного "Я" сливается с "Я"-идеалом, и человек радуется
отсутствию задержек, опасений и самоупреков, находясь в настроении триумфа и
самодовольства, ненарушаемом никакой самокритикой. Менее очевидно, но все же
весьма вероятно, что страдание меланхолика является выражением резкого
разногласия между обеими инстанциями "Я". В этом разногласии чрезмерно
чувствительный идеал выражает свое беспощадное осуждение "Я" в бреде унижения и
самоунижения. Нерешенным остается только вопрос, нужно ли искать причину этой
перемены соотношения между "Я"-идеалом в выше постулированных периодических
протестах против нового института или виною этому другие соотношения.
Переход в маниакальное состояние не является обязательной чертой в клиническом
течении меланхолической депрессии. Есть прост