определенными мышцами. Если эта часть разрушена, соответствующие мышцы 
становятся жесткими и не поддаются управлению. Однако после длительных 
упражнений другие части мозга в ряде случаев приучаются управлять этими мышцами,
 и некоторые из пораженных ударом вновь приобретают власть над своим телом. У 
механика, о котором была речь выше, разрушенные части мозга большею частью не 
имели специальных функций, и благодаря этому он мог вести обычный образ жизни.

Причина, по которой можно обойтись без столь значительной части мозговой ткани, 
состоит в том, что мозг обычно действует как одно целое. В этом отношении, как 
и во многом другом, он работает совершенно иначе, чем телефонный коммутатор или 
компьютер. Если, например, разрушить некоторые из телефонных коммутаторов 
Франции, то телефонное обслуживание в этой стране уменьшится. Точно так же, 
если вывести из строя какой-нибудь из "барабанов памяти" машины, переводящей с 
французского, то соответственно уменьшится ее способность переводить. Но если 
человек выучил французский язык, то это его знание нельзя частично уничтожить, 
уничтожив какую-либо специальную часть его мозга, потому что он знает 
французский всем мозгом в целом, а не какой-нибудь его частью. Нет никакой 
"шишки языковых способностей".
4
Можно почти с уверенностью сказать, что отсутствие некоторых частей мозга не 
более отражается на знаниях, мышлении и других проявлениях психической жизни, 
чем отсутствие ноги. И в самом деле, в жизни часто случается, что недостаток 
ноги вызывает больше симптомов со стороны психики, чем недостаток мозговой 
ткани.


Мозг следует рассматривать как часть единой энергетической системы, которой 
является человек. Если подойти к нему с этой точки зрения, то можно допустить, 
что функции мозга не ограничиваются деятельностью, аналогичной работе 
коммутатора или компьютера; можно предположить, что он является сверх того 
хранителем энергии. Имеются свидетельства, что мозг и в самом деле выполняет 
такую функцию. Вспомним, что кошка с удаленной верхней частью мозга, 
по-видимому, не способна удержать какое-либо из своих чувств и приходит в 
ярость сразу же от самого незначительного раздражения. Она не способна, далее, 
хранить в памяти происшедшее, а также задерживать другие реакции, вроде 
движения ног, подвергнутых стимуляции. У человека с целым мозгом способность 
сохранять психическую энергию развита очень высоко. Нормальные взрослые 
способны сдерживать свои чувства в ожидании более удобного момента для их 
выражения, вместо того чтобы часто приходить в необузданную ярость; они 
способны удерживать свои восприятия и впоследствии вспоминать их; они способны 
сдержать желание двигать ногами в ответ на стимулы, как это происходит в кресле 
у зубного врача. Поведение таких людей приводит к выводу, что их способность 
сдерживать чувства и импульсы уменьшается по сравнению с прежней, когда мозг их 
составлял одно целое. Человек, перенесший такую операцию, действует 
импульсивнее и часто проявляет свои чувства скорее, чем до операции.
Если предположить, что мозг служит хранилищем энергии, то удается объяснить 
много явлений, с других позиций представляющихся загадочными. С этой точки 
зрения, мозг есть орган ожидания.
Одна из самых важных вещей в семейной и общественной жизни и вообще в 
отношениях между людьми – это способность сдерживать свою энергию, не впадая в 
отчаяние, когда рассудок индивида подсказывает ему, что действие разумно 
отложить. Если наше предположение правильно, то именно мозг хранит вплоть до 
надлежащего момента энергию, высвобождаемую железами и другими источниками; 
таким образом, мозг играет свою роль в предотвращении глупостей, которые люди 
могли бы совершать просто под действием накопившегося напряжения. Можно даже 
представить себе, что мозг в повседневной жизни заряжается и разряжается 
наподобие живой батареи, как это видно в "Истории о десятидолларовой затрещине".


Мидас Кинг,
5
владелец Олимпийского консервного завода, был толстым, беспокойным, несколько 
раздражительным висцеротоником. В то лето дела на заводе шли вкривь и вкось. 
Все работали на пределе выносливости, персонал часто менялся, то и дело 
случались ошибки, временами даже серьезные. Каждый день был для мистера Кинга 
непрерывным рядом огорчений, но он все время пытался держать себя в руках. И 
вот он обратился к доктору Трису за психиатрическим лечением по поводу 
повысившегося кровяного давления.

Миссис Кинг, сопровождавшая мужа, рассказала врачу о происшествии, случившемся 
накануне вечером. Вернувшись домой из конторы, мистер Кинг вел себя довольно 
спокойно до тех пор, пока их трехлетний малыш чем-то не провинился; и тогда 
мистер Кинг со страшной силой треснул его по голове. Мистер Кинг полагал, что 
поступил справедливо, но жена сказала ему, что он зашел слишком уж далеко, 
взяла мальчика на руки и успокоила его. Гнев мистера Кинга был вызван тем, что 
сын его разорвал в клочья бумажный доллар. Теперь мистер Кинг раскаивался в 
своем поступке.
"Кажется, я понимаю, что произошло, – сказал доктор Трис. – Мальчик порвал 
бумажку в один доллар, но вместо того, чтобы наказать его на доллар, вы дали 
ему десятидолларовую затрещину, не правда ли?"