вусь, но не могу молиться,
Помилованья нет такой вине.
Как человек с колеблющейся целью,
Не знаю, что начать, и ничего
 
Приложение	469
Не делаю. Когда бы кровью брата
Был весь покрыт я, разве и тогда
Омыть не в силах небо эти руки?
Что делала бы благость без злодейств?
Кого б тогда прощало милосердье?
Мы молимся, чтоб бог нам не дал пасть
Иль вызволил из глубины паденья.
Отчаиваться рано. Выше взор!
Я пал, чтоб встать. Какими же словами
Молиться тут? «Прости убийство мне»?
Нет, так нельзя. Я не вернул добычи.
При мне все то, зачем я убивал:
Моя корона, край и королева.
За что прощать того, кто тверд в грехе?
У нас нередко дело заминает
Преступник горстью золота в руке,
И самые плоды его злодейства
Есть откуп от законности. Не то
Там наверху. Там в подлинности голой
Лежат деянья наши без прикрас,
И мы должны на очной ставке с прошлым
Держать ответ. Так что же? Как мне быть?
Покаяться? Раскаянье всесильно.
Но что, когда и каяться нельзя!
Мучение! О грудь, чернее смерти!
О лужа, где, барахтаясь, душа
Все глубже вязнет! Ангелы, на помощь!
Скорей, колени, гнитесь! Сердца сталь,
Стань, как хрящи новорожденных, мягкой!
Все поправимо (III, 3).
Здесь весь король — он не может молиться, хотя и
хочет, разве нет у неба милосердия, чтобы простить
даже ужаснейшее преступление (это постоянная мо-
литвенностъ трагедии, обращение действующих лиц к
богу трагедии, который неотразимо ведет их к гибели),
разве павший не может быть прощен? Но молитва ему
не может помочь — в религии трагедии нет прощения,
нет искупления, нет молитвы, нет возврата; там один
обряд — жертва жизни, смерть, есть неотразимость ги-
бели,— в этом смысл трагедии. Нет раскаяния — послед-
ние слова молитвы короля передают весь ужас мрач-
ного отчаяния души, силящейся освободиться и вязну-
щей еще глубже,— страшное это состояние; он еще на-
деется па молитву: «все поправимо». Но во время его
безмолвной молитвы над ним занесен меч Гамлета —
таков смысл трагедии,— которому еще не пришла ми-
нута упасть, но который неизбежно упадет в назначен-
ный час. Молитвы нет:
 
470	Л. С. Выготский. Психология искусства
Слова парят, а чувства книзу гнут,
А слов без чувств вверху не признают.
Это метание в агонии, это погрязшая, вязнущая в ужа-
се душа короля — глубоко необходимый образ пьесы,
эта невозможность молитвы — ее необходимо-глубокая
черта. Теперь король знает свою гибель: он еще будет
бороться, но этим только сам вызовет и ускорит ее.
Убийство Гамлетом Полония пугает его:
Быть не может!
Так было б с нами, очутись мы там.
Что он на воле — вечная опасность
Для вас, для нас, для каждого, для всех (IV, 1).
Он чувствует, что в убийстве Полония он уже убит. Он
боится, что в убийстве Полония обвинят его. Гибель
надвигается.
Душа в тревоге и устрашена.
Вот как опасен он, пока на воле...
Сильную болезнь врачуют сильно действующим
средством (IV, 3).
И только просьба погубить принца в Англии — вся его
надежда:
Исполни это, Англия! При нем
Я буду таять, как в жару горячки.
Избавь меня от этого огня.
Пока он жив, нет жизни для меня.
Беды идут одна за другой: мщение Лаэрта сперва
обращено против короля.
Король
Повалят беды, так идут, Гертруда,
Не врозь, а скопом...
Эти страхи
Меня, Гертруда, стерегут