ет погибнуть. Между тем, изменения, произведенные самим 
человеком в окружающей среде, далеко не ничтожны. Если бесстрастно посмотреть 
на человека, каков он сегодня (в руках водо¬родная бомба, подарок его 
собственного разума, а в душе инстинкт агрес¬сии - наследство человекообразных 
предков, с которым его рассудок не мо¬жет совладать), трудно предсказать ему 
долгую жизнь.
Но когда ту же ситуацию видит сам человек - которого все это касает¬ся! - она 
представляется жутким кошмаром, и трудно поверить, что агрес¬сия не является 
симптомом современного упадка культуры, патологическим по своей природе.
Можно было бы лишь мечтать, чтобы это так и было!
Как раз знание того, что агрессия является подлинным инстинктом - первичным, 
направленным на сохранение вида, - позволяет нам понять, нас¬колько она опасна. 
Главная опасность инстинкта состоит в его спонтаннос¬ти. Если бы он был лишь 
реакцией на определенные внешние условия, что предполагают многие социологи и 
психологи, то положение человечества бы¬ло бы не так опасно, как в 
действительности. Тогда можно было бы основа¬тельно изучить и исключить факторы,
 порождающие эту реакцию. Фрейд зас¬лужил себе славу, впервые распознав 
самостоятельное значение агрессии; он же показал, что недостаточность 
социальных контактов и особенно их исчезновение ("потеря любви") относятся к 
числу сильных факторов, бла¬гоприятствующих агрессии. Из этого представления, 
которое само по себе правильно, многие американские педагоги сделали 
неправильный вывод, буд¬то дети вырастут в менее невротичных, более 
приспособленных к окружающей действительности и, главное, менее агрессивных 
людей, если их с мало¬летства оберегать от любых разочарований (фрустраций) и 
во всем им усту¬пать. Американская методика воспитания, построенная на этом 
предположе¬нии, лишь показала, что инстинкт агрессии, как и другие инстинкты, 
спон¬танно прорывается изнутри человека. Появилось неисчислимое множество 
не¬выносимо наглых детей, которым недоставало чего угодно, но уж никак не 
агрессивности. Трагическая сторона этой трагикомической ситуации прояви¬лась 
позже, когда такие дети, выйдя из семьи, внезапно столкнулись, вместо своих 
покорных родителей, с безжалостным общественным мнением, например при 
поступлении в колледж. Как говорили мне американские психо¬аналитики, очень 
многие из молодых людей, воспитанных таким образом, тем паче превратились в 
невротиков, попав под нажим общественного распоряд¬ка, который оказался 
чрезвычайно жестким. Подобные методы воспитания, как видно, вымерли еще не 
окончательно; еще в прошлом году один весьма уважаемый американский коллега, 
работавший в нашем Институте в качестве гостя, попросил у меня разрешения 
остаться у нас еще на три недели, и в качестве основания не стал приводить 
какие-либо новые научные замыслы, а просто-напросто и без комментариев сказал, 
что к его жене только что приехала в гости ее сестра, а у той трое детей - 
"бесфрустрационные".
Существует совершенно ошибочная доктрина, согласно которой поведение животных и 
человека является по преимуществу реактивным, и если даже имеет какие-то 
врожденные элементы - все равно может быть изменено обу¬чением. Эта доктрина 
имеет глубокие и цепкие корни в неправильном пони¬мании правильного по своей 
сути демократического принципа. Как-то не вя¬жется с ним тот факт, что люди от 
рождения не так уж совершенно равны друг
другу и что не все имеют по справедливости равные шансы превратиться в 
идеальных граждан. К тому же в течение многих десятилетий реакции, рефлексы 
были единственными элементами поведения, которым уделяли внима¬ние психологи с 
серьезной репутацией, в то время как спонтанность пове¬дения животных была 
областью "виталистически" (то есть несколько мисти¬чески) настроенных ученых.
В исследовании поведения Уоллэс Крэйг был первым, кто сделал явление 
спонтанности предметом научного изучения. Еще до него Уильям Мак-Дугалл 
противопоставил девизу Декарта "Animal non agit, agitur", который начер¬тала на 
своем щите американская школа психологов-бихевиористов, свой го¬раздо более 
верный афоризм - "The healthy animal is up and doing" ("Здо¬ровое животное 
активно и действует"). Однако сам он считал эту спонтан¬ность результатом 
мистической жизненной силы, о которой никто не знает, что же собственно 
обозначает это слово. Потому он и не догадался точно пронаблюдать ритмическое 
повторение спонтанных действий и измерить порог провоцирующего раздражения при 
каждом их проявлении, как это сделал впоследствии его ученик Крэйг.
Крэйг провел серию опытов с самцами горлицы, в которой он отбирал у них самок 
на ступенчато возрастающие промежутки времени и эксперимен¬тально устанавливал, 
какой объект способен вызвать токование самца. Че¬рез несколько дней после 
исчезновения самки своего вида самец горлицы был готов ухаживать за белой 
домашней голубкой, которую он перед тем полностью игнорировал. Еще через 
несколько дней он пошел дальше и стал исполнять свои поклоны и воркованье перед 
чучелом голубя, еще позже - перед смотанной в узел тряпкой; и наконец - через 
несколько недель оди¬ночества - стал адресовать свое токование в пустой угол 
клетки, где пе¬ресечение ребер ящика создавало хоть какую-то оптическую точку, 
способ¬ную задержать его взгляд. В переводе на язык физиологии эти наблюдения 
означают, что при длительном невыполнении какого-либо инстинктивного действия - 
в описанном случае,
* "Животное может быть лишь объектом, а не субъектом действия". 
токования - порог раздражения снижается. Это явление настолько расп¬ространено 
и закономерно, что народная мудрость уже давно с ним освои¬лась и облекла в 
простую форму поговорки: "При нужде черт муху слопает"; Гете выразил ту же 
закономерность словами Мефистофеля: "С