обычно они изменяются так же, как и взгляды пациентов на прошлые события. С 
течением времени пациенты могут начать вспоминать позитивные эффекты терапии, 
которую они сначала поносили.
Глава 74. Разделяйте тень полумрака 
Что мне вспоминается о семи сотнях часов, которые я провел на кушетке во время 
моего первого психоанализа? Моим ярчайшим воспоминанием о психоаналитике Оливии 
Смит, молчаливой, сдержанной слушательнице, является один день, когда я 
представил себя на ее суд за жадное предвкушение денег, которые я должен 
унаследовать после смерти своих родителей. Я был особенно хорош, критикуя 
самого себя, когда вдруг, совершенно несвойственным для себя образом, она 
принялась за дело и вынесла суровый приговор одной фразой: «Просто так мы 
созданы».
Не то что бы она обратилась ко мне с утешением. Хотя я бы приветствовал это. И 
она не нормализовала мои исходные импульсы. Нет, здесь было что-то еще: это 
было слово мы. Это обобщение подразумевало, что мы с ней похожи, что и у нее 
есть темная сторона.
Я высоко ценил ее дар. И я проходил то же самое множество раз. Я стремился 
нормализовать темные импульсы моих пациентов любым возможным способом. Уверяю, 
я подражал Оливии Смит, используя «мы», я указывал на повсеместность некоторых 
чувств или импульсов, я отсылал пациентов к соответствующему материалу 
(например, в отношении сексуальных чувств я обычно предлагаю работы Кинси, 
Мастере и Джонсон или отчет Хаит).
Стремитесь к нормализации теневой стороны любым возможным способом. Нам, 
терапевтам, следует быть открытыми к нашим собственным темным, постыдным частям,
 и если мы поделимся ими, это поможет пациентам прекратить самобичевание за 
свои собственные реальные или воображаемые проступки.
Однажды после того, как я выразил свое восхищение одной пациентке за ту 
материнскую заботу, которой она окружает двух своих детей, ей стало очевидно 
неловко, и она сурово заявила, что собирается рассказать мне что-то, чем она 
никогда не делилась ранее. Она сказала, что после того, как произвела на свет 
своего первого ребенка, у нее было сильное желание просто уйти из больницы и 
бросить там новорожденного. Несмотря на сильное желание стать матерью, она не 
могла вынести мысли о том, что нужно отказаться от многих лет свободы. 
«Покажите мне мать, у которой не было подобных чувств, — сказал я. — Или отца. 
Хотя я люблю своих детей, — продолжал я, — бесконечное число раз я был глубоко 
обижен их вторжением в другие области и интересы моей жизни».
Выдающийся британский психоаналитик Д.У. Уинни-котт был особенно смел, делясь 
своими темными импульсами. И один мой коллега при лечении пациентов, 
озабоченных гневом на своих детей, часто обращается к одной статье Уинникотта, 
в которой названы восемнадцать причин, по которым матери ненавидят своих детей. 
Уинникотт также приводит примеры недружелюбных колыбельных, которые матери поют 
своим детям, к счастью, не понимающим слов. Например:
Баю-баюшки-баю, спи, малыш, на макушке дерева. Чуть подует ветерок, колыбель 
качнется, Ветвь обломится, колыбель рухнет вниз. Упадут малыш и колыбель, 
баю-баюшки-баю.
Глава 75. Фрейд не во всем был не прав 
Порка Фрейда уже давно стала модной. Ни одному современному читателю не удается 
пройти мимо недавней резкой критики, которой подверглась психоаналитическая 
теория за то, что была настолько же устаревшей, как и отжившая культура, из 
которой она появилась. Психоанализ обвиняют в том, что он представляет собой 
псевдонауку, которая основана на устаревшей научной парадигме и заслонена 
недавними достижениями в нейробиологии снов и генетике шизофрении и 
эмоциональных расстройств. К тому же критики провозглашают, что это типично 
мужская фантазия человеческого развития, изобилующая дискриминацией женщин и 
созданная на основе искаженных историй дел и неаккуратных, а иногда и 
воображаемых наблюдений.
Эта критика была столь распространенной и разрушительной, что дошла даже до 
учебных терапевтических программ: целое поколение практикующих психиатров 
получило образование с осуждающим и, в целом, неосведомленном взглядом о 
человеке, чьи идеи составляют саму основу психотерапии.
Позвольте предложить здесь мысленный эксперимент. Представьте, что вы 
пребываете в отчаянии из-за потерпевших крах отношений. Вас осаждают 
ненавистные пренебрежительные мысли о женщине, которую вы идеализировали многие 
месяцы. Вы не можете не думать о ней, вы чувствуете себя глубоко, возможно, 
смертельно раненным, и обдумываете самоубийство — чтобы не только покончить с 
вашей болью, но и наказать женщину, вызвавшую ее. Отчаяние навязчиво преследует 
вас, несмотря на все попытки утешения со стороны ваших друзей. Каков будет ваш 
следующий шаг.
Скорее всего, вы будете склоняться к консультации с психотерапевтом. Ваши 
симптомы: депрессия, злость, навязчивые мысли — все это не только указывает, 
что вам необходима терапия, но и на то, что она окажет на вас благотворное 
влияние.
Теперь попробуем отклониться от этого опыта. Вообразите, что вы испытываете те 
же самые симптомы, но более ста лет назад, скажем, в 1882 году, и живете в 
Центральной Европе. Что бы вы предприняли. В точности та же проблема стояла 
передо мной несколько лет назад, когда я работал над романом «Когда Ницше 
плакал». По фабуле требовалось, чтобы Ницше увиделся с терапевтом в 1882-м (тот 
самый год, когда он находился в глубоком отчаянии из-за завершения своих 
отношений с Лу Саломе).
Но кто стал бы терапевтом Ницше. После глубокого исторического исследования