участники заново определяют каждый из аспектов своей индивидуальности. В беседе,
 следующей за упражнением (существенной для этого упражнения, как и для всех 
других), члены обсуждают проблемы, с которыми они столкнулись: например, 
проблемы индивидуальности и собственной сути, опыт высвобождения, фантазии о 
смерти.
В целом я нахожу эти ускоряющие методы менее необходимыми или полезными при 
индивидуальной терапии. В некоторых терапевтических подходах — например, 
гештальт-терапии — применяются многие из этих упражнений, которые при разумном 
использовании могут облегчить терапию. Но также справедливо и то, что некоторые 
молодые терапевты совершают ошибку, разрабатывая массу упражнений и 
придерживаясь их для того, чтобы стимулировать терапию, даже если кажется, что 
они ее замедляют. Начинающие терапевты обязаны понять, что временами нужно 
просто сидеть в тишине, иногда в молчаливом сообществе, иногда просто ожидая, 
когда мысли пациентов обретут подходящую форму, чтобы быть выраженными.
Однако в соответствии с высказыванием, что нужно изобретать индивидуальную 
терапию для каждого пациента, бывают подходящие времена, когда терапевт 
разрабатывает некое упражнение, которое подходит нуждам конкретного пациента.
В этом тексте я останавливаюсь на ряде подобных приемов: посещение дома, 
ролевые игры или просьба сочинить свою эпитафию. Я также прошу пациентов 
принести старые семейные фотографии. Я чувствую себя более близким к пациентам, 
когда разделяю с ними некоторые образы важных фигур их прошлого, а их память о 
значительных минувших событиях и чувствах невероятно стимулируется старыми 
фотографиями. Время от времени бывает полезно попросить пациентов написать 
письмо (чтобы разделить его со мной и не обязательно отправлять) к кому-либо, с 
кем у них осталось важное незаконченное дело — например, недоступным или 
мертвым родителем, бывшей женой, ребенком.
Самой распространенной техникой, используемой мной, является неформальная 
ролевая игра. Если, например, пациентка говорит о своей неспособности 
противостоять своему партнеру в каком-либо вопросе — допустим, что она 
тревожится по поводу недельного отпуска на море с другом, потому что каждый 
день ей требуется время, чтобы в одиночестве помедитировать, почитать или 
подумать. Я могу предложить короткое ролевое упражнение, в котором она играет 
своего друга, а я, соответственно, ее, с тем чтобы показать, как она может 
обратиться с этой просьбой. В других случаях я мог бы сделать нечто 
противоположное: играть другого человека, дабы она отрепетировала свои слова.
Иногда полезна техника пустого стула, разработанная Фрицем Перлзом. Я 
рекомендую некоторым пациентам с сильным самоуничижающим внутренним голосом 
поместить свою осуждающую самокритичную часть на пустой стул и поговорить с ней,
 затем поменяться стульями и играть роль судьи, выражающего критические 
замечания в отношении выявленного «я». Опять же, я подчеркиваю, подобные 
техники весьма полезно использовать не как самоцель, но с тем, чтобы 
генерировать данные для последующего изучения.
Глава 61. Терапия как генеральная репетиция жизни 
Многие терапевты съеживаются, когда слышат, что критики характеризуют их работу 
как «покупку дружбы». Хотя в этом заявлении и содержится зерно правды, оно не 
заслуживает того, чтобы съеживаться. Дружба между терапевтом и пациентом 
представляет собой необходимое условие в процессе терапии — необходимое, но не 
достаточное. Психотерапия — это не замена жизни, но ее генеральная репетиция. 
Другими словами, хотя психотерапия и требует тесных взаимоотношений, эти 
отношения не являются целью — это средства для достижения цели.
Близость терапевтических отношений служит многим целям. Она предлагает 
пациентам безопасное место, чтобы раскрыть себя как можно полнее. Даже более — 
она предлагает им опыт принятия и понимания после глубокого раскрытия. Она 
обучает социальным навыкам: пациент узнает, чего требуют близкие отношения. А 
также начинает понимать, что близость возможна, даже достижима. А самое, 
наверное, важное, представлено в наблюдении Карла Роджерса, сказавшего, что 
терапевтические отношения служат внутренним ориентиром, к которому пациенты 
могут возвращаться в своем воображении. Однажды достигнув этого уровня близости,
 они могут лелеять надежду и даже ожидать подобных взаимоотношений.
Мы часто слышим о пациентах (как в групповой, так и в индивидуальной терапии), 
которые, будучи превосходными пациентами или членами группы, все же не меняются 
в своих внешних жизнях. Они могут хорошо контактировать с индивидуальным 
терапевтом или быть ключевыми членами групп — самораскрывающимися, 
трудолюбивыми, ускоряющими взаимодействие, — но, тем не менее, не применять все 
то, чему они научились, в их внешней ситуации. Иначе говоря, они используют 
терапию в качестве замены, а не репетиции жизни.
Это различие может оказаться полезным при принятии решения о прекращении 
терапии. Поведенческого изменения в терапевтической ситуации явно недостаточно: 
пациенты должны переносить это изменение на свое жизненное окружение. На 
последних этапах терапии я очень активно занимаюсь тем, чтобы удостовериться в 
переносе познанного. Если я считаю это необходимым, я начинаю активно давить на 
пациента, чтобы проверить его новое поведение в работе, социальном и семейном 
окружениях.
Глава 62. Используйте изначальную жалобу как рычаг 
Не теряйте связи с изначальными жалобами пациентов. Как иллюстрирует следующая 
виньетка, причины начала терапии, оглашенные на первом сеансе, могут сослужить 
вам хорошую службу в течение сложных фаз терапии.
Пятидесятипятилетняя женщина-терапевт нуждалась в моей консультации из-за 
безвыходного положения в своей работе с Роном — сорокалетним ученым, 
занимающимся клинической психологией, с которым она встречалась в течение