чтобы она воспринимала меня как реальную личность, и потому я заставлял ее 
задавать мне вопросы о моей жизни и моем здоровье. Когда она ушла из моего 
кабинета в тот день, ее преследовала навязчивая мысль: «Следующие похороны, на 
которых я буду присутствовать, — похороны Ирва».
Глава 33. Избегайте нечестной заботы 
Что собой представляет нечестная забота? Этот термин в ранние дни психоанализа 
применялся для обращения к заботе перехода — внезапному радикальному улучшению 
в пациенте, основанному на волшебстве, которое развивалось из иллюзорного 
представления о силе терапевта.
Одинокая сорокапятилетняя женщина очень часто уходила из моего кабинета, 
озаренная глубоким ощущением здорового благополучия, которое сохранялось в 
течение нескольких дней после каждого сеанса. Сначала я мог только 
приветствовать облегчение после месяцев беспросветного отчаяния. Равно как и с 
одобрением относиться к ее проницательным замечаниям в отношении меня: 
множество инсайтов, которые я предложил ей, мое невероятное предвидение. Но 
очень скоро, когда она описывала, как между сеансами она оборачивалась мною, 
как волшебной защитной мантией, как она воодушевлялась смелостью и гармонией, 
просто слушая запись моего голоса на моем автоответчике, я чувствовал себя все 
более и более неуютно из-за всех этих шаманских сил.
Почему? Прежде всего я знал, что я попустительствую регрессии, не обращая 
внимания на то, что ее улучшение построено на зыбком песке и что, как только я 
исчезну из ее жизни, ее прогресс испарится. Я также испытывал неловкость из-за 
ненастоящей и неаутентичной природы наших взаимоотношений. Трещина между нами 
росла по мере облегчения ее симптомов.
В конце концов я занялся этой проблемой и объяснил пациентке, что большая часть 
ее переживаний по поводу наших отношений была вызвана ею самой — то есть я был 
к этому не причастен. Я рассказал ей все: что в действительности я не был 
наброшен на ее плечи подобно волшебной мантии, что я не делился теми 
прозрениями, которые она пережила во время наших сеансов, что мне нравилось 
быть столь значительным для нее, но в то же время я чувствовал себя обманщиком. 
Вся магическая помощь, полученная от меня? Нет, это она, а не я, была 
волшебницей, она, в действительности помогающая самой себе.
Мои слова, как позже она призналась мне, были сильными, жестокими и 
дезориентирующими. Однако к тому времени она достаточно изменилась, чтобы 
использовать идею, что ее улучшение было вызвано не моей силой, но источниками 
внутри нее самой. Более того, в конечном счете, она пришла к пониманию того, 
что мои комментарии не были отрицанием, но, напротив, приглашением относиться 
ко мне ближе и честнее.
Наверное, иногда мы должны давать «чудо, тайну и авторитет» во времена 
сильнейшего кризиса или тогда, когда нашим главным приоритетом становится 
облегчающая работа над приспособлением пациента к терапии. Но если нам 
приходится заигрывать с ролью волшебника, я советую вам, чтобы этот период был 
как можно более коротким, дабы помочь пациенту совершить быстрый переход к 
более искренним терапевтическим отношениям.
Пациентка, ранее идеализировавшая меня в терапии, одной ночью видела два сна: в 
первом при приближении торнадо я повел ее и остальных наверх через пожарный 
выход, который в конце концов заканчивался кирпичной стеной. Во втором сне мы 
вместе сдавали экзамен, и никто из нас не знал ответов. Я приветствовал эти сны,
 потому что они говорили пациенту о моих пределах, моей человечности, о том, 
что я должен стремиться к преодолению тех же самых фундаментальных проблем 
жизни, что и она.
Глава 34. Как вести пациентов дальше, чем зашли вы сами 
Часто, встречаясь с пациентом, который борется с одной из тех невротических 
проблем, что преследовали и меня, я спрашиваю себя, могу ли я провести моего 
пациента дальше, чем прошел я сам.
Существует две противоположные точки зрения: более старая, традиционная 
психоаналитическая точка зрения, менее очевидная сегодня, заключается в том, 
что только терапевт, который сам подвергся глубокому психоанализу, может 
сопровождать пациентов к окончательному разрешению невротических проблем, в то 
время как мертвые зоны клиницистов с нерешенными невротическими проблемами 
ограничивают помощь, которую они способны предложить.
Один из афоризмов Ницше выражает противоположный взгляд: «Некоторые не могут 
освободиться от своих собственных цепей, но, тем не менее, могут спасти своих 
друзей». Взгляд Карен Хорни на самоактуализирующуюся силу (несомненно, 
возникший под влиянием работы Ницше) уместен здесь: если терапевт убирает 
препятствия, пациенты естественным образом развиваются и осознают свой 
собственный потенциал, иногда достигая более высокого уровня интеграции, чем у 
помогающего им терапевта. Я нахожу этот взгляд более соответствующим моему 
опыту. Действительно у меня часто были пациенты, чье изменение и чья смелость 
приводили меня в восхищение.
В мире письменности существует значительный корпус аналогичных данных. 
Некоторые из наиболее значительных lebens-philosophers (философов, имеющих дело 
с проблемами, заложенными в существовании) были одинокими терзающимися 
личностями. Для начала можно рассмотреть Ницше и Шопенгауэра (невероятно 
изолированных, страдающих душ), Сартра (злоупотребляющего алкоголем и 
наркотиками, эксплуатирующего других и лишенного чувствительности) и Хайдеггера 
(который глубоко писал об аутентичности, но поддержал дело нацистов и предал 
своих собственных коллег, включая своего учителя, Гуссерля).
То же самое наблюдение будет релевантным и для многих ранних психологов, чьи 
эпохальные достижения оказались столь полезными для других: Юнг, не образец для