Если вы совершаете ошибку, признайте это. Какая-либо попытка увильнуть в конце 
концов ударит по вам. Пациент все равно почувствует, что вы поступаете 
недобросовестно, и от этого пострадает терапия. Более того, открытое признание 
ошибки — это хороший пример для пациентов и еще одно подтверждение того, что 
они значимы для вас.
Глава 10. Создавайте новую терапию для каждого пациента 
В современном психиатрическом исследовании заложен один удивительный парадокс. 
Из-за того, что у исследователей есть оправданная необходимость сравнить одну 
форму психиатрического лечения с другой (фармакологическим или другой формой 
психотерапии), они должны предложить «стандартизированную» терапию — то есть 
унифицированную для всех объектов проекта, которая может быть в будущем 
воспроизведена другими специалистами. (Иными словами, здесь применяются те же 
стандарты, что и при изучении результатов фармакологического агента: все 
объекты с одинаковой чистотой испытывают действенность препарата, и этот же 
препарат будет доступен будущим пациентам.)// все же именно попытка 
стандартизации делает терапию менее реальной и менее эффективной. Если 
сопоставить эту проблему с тем, что многие психотерапевтические исследования 
проводятся неопытными терапевтами или терапевтами-практикантами, то несложно 
понять, почему такое исследование в лучшем случае совсем незначительно связано 
с реальностью.
Попробуем рассмотреть задачу, встающую перед опытными терапевтами. Они обязаны 
создавать искренние, непринужденные и уважительные отношения с пациентом. Они 
заставляют пациентов начинать каждый сеанс с разговора о «точке 
настоятельности» (как выразилась Ме-лани Клейн) и глубоко исследовать их 
важнейшие проблемы в том виде, в каком они открываются в момент встречи. Что же 
это за проблемы? Например, некоторые чувства по отношению к терапевту. Или же 
проблемы, возникшие в результате предыдущего сеанса, или пришедшие из снов, 
уведенных в ночь перед сеансом. По моему глубокому убеждению, терапия должна 
быть спонтанной, взаимоотношения динамичными и постоянно развивающимися, а 
кроме того, необходима непрерывная очередность восприятия и последующего 
изучения процесса.
По самой своей сути, ход терапии должен быть самопроизвольным, всегда следующим 
по непредвиденным руслам. Если же втиснуть терапию в формулу, которая дает 
возможность неопытным и недостаточно подготовленным терапевтам (или даже 
компьютерам) проводить унифицированный курс терапии, процесс несообразно 
искажается. Следствием «управляемой заботы»[5] является омерзительное чувство 
надежды на протокольную терапию, где от терапевтов требуют придерживаться 
предписанного порядка, программы тем и упражнений, которой и нужно следовать 
каждую неделю.
В своей автобиографии Юнг раскрыл собственное понимание уникальности 
внутреннего мира и языка каждого пациента. Наверное, я несколько преувеличиваю, 
однако убежден, что кризис, переживаемый сейчас психотерапией, настолько 
серьезен, а спонтанность терапевта находится в такой опасности, что требуются 
радикальные коррективы. Нам следует идти даже дальше: терапевт должен бороться 
за создание новой терапии для каждого пациента.
Терапевты обязаны донести до пациента, что их первостепенная задача — вместе 
построить отношения, что само по себе станет фактором изменения. Чрезвычайно 
сложно научить этому умению в быстром и интенсивном курсе с использованием 
протокола. Прежде всего, терапевт должен быть готов пойти туда, куда его 
поведет пациент, сделать все, что необходимо для построения доверительных и 
безопасных отношений с ним. Я пытаюсь приспособить терапию к каждому отдельному 
пациенту, найти лучший способ для работы с ним. И в целом я рассматриваю 
процесс установления формы терапии не как фон или прелюдию, но как сущность 
самой работы. Эти замечания касаются, в том числе, и пациентов, проходящих 
краткую терапию, но в первую очередь имеют отношение к неограниченной временем 
терапии.
Я стараюсь избегать любой техники, которая представляет собой заранее 
расписанный порядок действий, и делаю все от меня зависящее, дабы позволить 
моим предпочтениям вытекать самопроизвольно, в зависимости от непосредственной 
клинической ситуации. Мне кажется, «техника» только тогда облегчает работу, 
когда выведена из уникальной встречи терапевта со своим пациентом. Всякий раз, 
когда я предлагаю некоторые интервенции моим подопечным, они стараются 
применить их на следующем же сеансе, что всегда приводит к провалу. Так, я 
научился предварять мои комментарии словами: «Не стоит применять это на вашем 
следующем сеансе, но в подобной ситуации я бы сказал что-нибудь вроде…» Я 
убежден, что любой курс терапии состоит из маленьких и больших самопроизвольно 
порождаемых ответов или методов, которые просто невозможно включить в программу 
заблаговременно.
Конечно же, техника имеет различное значение для новичка и для опытного 
специалиста. Для того чтобы научиться играть на пианино, необходима техника, но,
 в конце концов, для создания музыки следует переступить усвоенную технику и 
довериться своим самопроизвольным движениям.
Например, пациентка, перенесшая серию болезненных утрат, однажды появилась на 
своем сеансе в страшном отчаянии, только что узнав о смерти своего отца. Она 
уже пребывала в столь глубоком горе, переживая смерть мужа, произошедшую 
несколькими месяцами ранее, что не могла даже подумать о том, чтобы лететь 
обратно в дом своих родителей на похороны и увидеть могилу своего отца рядом с 
могилой брата, умершего совсем юным. С другой стороны, не могла она справиться 
и с чувством вины, вызванным не посещением похорон своего отца. Обычно она была 
поразительно изобретательной и решительной женщиной, часто критически