ый Ваш предмет? -- Не дождавшись ответа он продолжал: -- 
Ладно... начнем с того, что я не предмет, а полноправное живое существо. И 
кроме того, чтобы Ваши рассуждения были справедливыми, наблюдатель сам должен 
тогда иметь один и тот же размер, кто б его к тому ни обязывал!
-- Вот я один и тот же размер и имею, -- с некоторой даже гордостью подытожил 
Петропавел.
-- Это по отношению к чему же Вы имеете один и тот же размер, если минуту назад 
мы договорились считать Вас большим по отношению к камешку и маленьким по 
отношению к дубу?
-- Я... -- начал запутываться Петропавел, -- я имею один и тот же размер по 
отношению... к другому единичному наблюдателю!
-- Но Вас же сейчас никто не наблюдает! -- воскликнул Гуллипут. -- Если, 
конечно, не наделять способностью к наблюдению камешек или дуб. Меня лучше 
оставить в стороне: я-то уж точно Вас не наблюдаю, мне дела нет до Вас. -- И, 
вероятно для того, чтобы добить Петропавла, он закончил: -- А если бы Вас 
наблюдали, то следовало бы определить размер Вашего наблюдателя по отношению к 
третьему наблюдателю, размер третьего -- по отношению к четвертому... и так до 
бесконечности. Возникает вопрос: кто же станет последним наблюдателем и будет 
ли кто-нибудь наблюдать его? Петропавел чуть не разрыдался в ответ.
-- Оставьте меня в покое, -- еле выговорил он. -- Мне плохо от Вас.
-- Нет, это Вы оставьте меня в покое и дайте мне право не иметь определенного 
размера -- хотя бы только потому, что его, как выяснилось, вообще никто не 
имеет! -- выкрикнул Гуллипут ужасно гневно, а Петропавел вдруг вяло подумал: 
"Дался мне этот Гуллипут!.. Чего уж я так пекусь о его размерах?" -- а вслух 
сказал:
-- Да будьте Вы каким угодно! Мне все равно.
-- Действительно! -- подхватил Гуллипут. -- Вы же не обязательно должны иметь 
обо мне одно мнение. Имейте два: "Гуллипут -- очень маленький" и "Гуллипут -- 
очень большой" -- что Вам мешает?
-- Противоречие! Противоречие мне мешает!
-- С чего Вы взяли, что это противоречие? Нет тут никакого противоречия, если 
употреблять слова "большой" и "маленький" в так называемом реляционном значении.
.. относительном значении, -- пояснил он, заметив недоумение Петропавла. -- 
Слова вообще нельзя употреблять в абсолютном значении: абсолютному значению 
ничто не соответствует в мире, где все относительно. Нет ни большого, ни 
маленького, нет ни прямого, ни обратного направления, нет ни правой стороны, ни 
левой, ни верха, ни низа! И ни завтра, ни вчера -- тоже нет! Ничего нет. 
Вздохните же Вы наконец свободно! Более или менее.
Петропавел поднял голову кверху, потом опустил вниз:
-- Верх и низ есть. Не надо меня дурачить.
-- Вам это ка-жет-ся! -- Гуллипут орал уже благим матом. -- Ка-жет-ся! Будь на 
моем месте Тридевятая Цаца, Вам бы так не казалось.
-- Еще и Тридевятая Цаца!.. -- Петропавел совсем сник.
-- Воспряньте, -- произнес Гуллипут с мрачным сочувствием. -- Лучше 
расставаться с предубеждениями весело, поверьте мне: я вырос в гоготе и хохоте.
-- Мне домой надо, -- буркнул, проглотив комок Петропавел. -- Тут у Вас с ума 
можно сойти.
-- Можно, -- согласился Гуллипут, -- если обращать внимание на частности. Вы не 
обращайте... Кстати, многое из того, что происходит. Вам не обязательно 
оценивать, как Вы это постоянно делаете. Оценки Ваши ничего не меняют в мире: 
он существует независимо от них. Вы же согласились, например, называть Шармен 
-- Шармен, а не Кармен.
-- Мне никто не предлагал выбирать,-- Петропавла поразила осведомленность 
Гуллипута.
-- Из мелочей не нужно выбирать. Важно правильно сделать Большой Выбор. До него 
Вам еще далеко. Что же касается Шармен и Кармен...
-- А это одно лицо? -- озаботился Петропавел.
-- Нет, но допустимо определить одно через другое, -- вздохнул Гуллипут за его 
спиной. -- Кармен есть Кармен. А Шармен... Она все-таки гораздо 
последовательнее. Интересная, между прочим, особа шальная! Влюбляется в каждого,
 кто попадается ей на глаза, и любит его до тех пор, пока на глаза не попадется 
кто-нибудь другой: тогда она начинает любить другого, а прежнего забывает. И 
когда через любое время встречает уже забытого, всякий раз влюбляется в него 
заново. Вот характер!
-- А Тридевятая Цаца -- кто такая? -- со всевозможной осторожностью спросил 
Петропавел. -- Очень уж имя странное...
-- Не более и не менее странное, чем любое другое. Имя, темя, племя, стремя... 
Связь между именем и объектом таинственна. Семя, вымя... Вы есть, наверное, 
хотите. -- Петропавел даже не успел осмыслить последнее заявление, а Гуллипут 
уже скомандовал: -- Спуститесь в долину и идите к кусту, который на отшибе.
-- На отшибе дерево, -- возразил Петропавел.
-- Хорошо, идите к нему. Я пойду следом.
Короткой колонной они спустились в долину. Возле дерева стоял транспарант: 
"Яблоня. Куст". "Почему куст? -- подумал Петропавел. -- Когда это явно дерево!" 
Вблизи дерево оказалось липой.
-- Угощайтесь, -- предложил Гуллипут из-за спины. -- Только пройдите немного 
вперед, я тоже поем. Более или менее.
Петропавел прошел вперед и поинтересовался:
-- Чем тут угощаться?
-- Как чем? Плодами! Плодами воображения. -- И Гуллипут аппетитно зачмокал. 
Петропавел пристально вгляделся в липу.
-- Тут одни листья. Вы листья, что ли, едите? -- спросил он наконец.
-- Значит, у Вас нет вообр