| |
отцу более по-товарищески, о чем пос' едний сообщает с усмешкой. Но все, что
отец теряет в уьзжении, он выигрывает в доверии. "Я думал, что ты знаешь все,
потому что ты знал это о лошади". Благодаря анализу, успех вытеснения не.
ослабляется, влечения, которые были в свое время подавлены, остаются
подавлен-HbDssi. Но успех получается другим путем, так как анализ заменяет
автоматический и эксцессивный процесс вытес-ненгя полным и целесообразным
преодолением при помощи высших духовных инстанций. Одним словом, он заменяет
вытеснение осуждением. Нам кажется, что анализ дает давно ожидаемое
доказательстве того, что сознание носит биологическую функцию, и с его
выступлением связаны значительные преимущества. Если бы я мог сам все устроить
по своему, я решился бы ^ать мальчику еще одно разъяснение, которого родителя
не сделали. Я подтвердил бы его импульсивные предчувствия, рассказавши ему о
существовании vaginae и cc.tus'a, и таким образом еще больше уменьшил
неразрешенный остаток и положил бы конец его стремлению к задаванию вопросов. Я
убежден, что вследствие этих разъяснений не пострадала бы ни его любовь к
матери, ни его детский характер, и он понял бы, что с занятиями УГИМИ важными,
даже импозантньши вопросами нужно подождать, пока не исполнится его желание
стать большим. Но педагогический эксперимент не был доведен так далеко.
1) Я -е могу удержаться, чтобы не задать вопроса, откуда противники *')их
взглядов получают свои, по-видимому, обширные знания насчет гого, играют ли
роль вытесненные сексуальные влечения (и какие из гл) в этиологии неврозов,
если они закрывают рот пациенту, как глько он начинает говорить про свои
комплексы и производные Единственное знание, которое остается для них доступным,
— это ^ общения мои и моих последователей
370
3 Фрейд
Что между "нервными" и "нормальными" детьми и взрослыми нельзя провести
резкой границы, что "болезнь" — это чисто практическое суммарное понятие, что
предрасположение и переживание должны встретиться, чтобы переступить порог
достижения этой суммации, что вследствие этого то и дело многие индивидуумы
переходят из класса здоровых в разряд нервно-больных, а гораздо меньшее число
людей проделывает обратный путь от болезни к здоровью, — все это вещи, о
которых уже столько людей говорило и столько поддерживало, что я со своими
утверждениями, наверное, окажусь не одино ким. Что воспитание ребенка может
оказать мощное влияние в пользу или во вред предрасположению к болез ни при
этом процессе суммации, считается по меньшей мере весьма вероятным. Но чего
надо добиваться при воспитании и где надо в него вмешаться, до сих пор остается
под вопросом. До сих пор воспитание всегда ставило себе задачей обуздывание или
часто настоящее подавление влечений; успех получался далеко не
удовлетворительный, а там, где он имелся, то—к выгоде небольшого числа
избранных, для которьгх такого подавления и не требовалось. Никто даже не
спрашивал себя, каким путем и какими жертвами достигается подавление неудобных
влечений. Но попробуем эту задачу заменить другой, а именно — сделать
индивидуума при наименьших потерях в его активности пригодным для культурной
социальной жизни. Тогда нужно принять во внимание все разъяснения, полученные
от психоанализа, по поводу происхождения патогенных комплексов и ядра всякой
нервозности, и воспитатель найдет уже в этом неоценимые указания, как держать
себя по отношению к ребенку. Какие практические выводы можно отсюда извлечь, и
насколько наш опыт может оправдать проведение этих выводов в нашу жизнь при
совре менных социальных отношениях, я предоставлю другим для испытания и
разрешения Я не могу расстаться с фобией нашего маленького пациента, не
высказавши предположения, которые делает для меня этот анализ, приведший к
излечению, особенно ценным. Строго говоря, из этого анализа я не узнал ничего
нового, ничего такого, чего я уже раньше, быть может, в менее отчетливой и
непосредственной форме, не мог угадать у других взрослых. Неврозы этих других
больных каждый раз можно свести на такие же инфан-
Эпчкриз
371
тильные комплексы, которые открывались за фобией Ганса. Поэтому я хотел
бы считать этот детский невроз типичным и образцовым, как если бы ничто не
мешало приписывать разнообразие невротических явлений вытеснения и богатство
патогенного материала происхождению от очень немногих процессов и одних и тех
же комплексах представлений.
Из истории одного детского невроза^
I. Предварительные замечания Заболевание, о котором я намерен здесь
сообщить, -опять-таки, в виде отрывка — отличается целым рядом особенностей,
которые необходимо отдельно подчеркнуть, прежде чем приступить к изложению
самого случая. Случай этот касается молодого человека, впавшего на 18-м году
жизни, после гоноррейной инфекции, в тяжелую болезнь, выражавшуюся в полной его
зависимости от окружающих; он совершенно не был способен к существованию к тому
времени, когда — спустя несколько лет после заболевания — с ним было
предпринято психоаналитическое лечение. Первые десять юношеский лет до момента
заболевания он прожил почти в нормальном состоянии здоровья и закончил среднее
образование без особых затруднений. Но в предшествующие годы благополучие
нарушалось тяжелыми невротическими страданиями, начавшимися как раз перед самым
днем его рождения, на пятом году жизни, в форме истерии страха (фобии животных),
превратившейся затем в невроз навязчивости с религиозным содержанием, причем
некоторые симптомы сохранились до восьмилетнего возраста. Содержание моего
сообщения составит только этот детский невроз. На прямое предложение пациента с
1) Эта история болезни написана вскоре после окончания лечения зимою
|
|
