|
энергией принялась за воспитание сына, постоянно внушая: "Ты ничего не
умеешь, ты все делаешь не так",- контролируя, физически наказывая и не
доверяя возможностям сына в такой степени, что однажды он заявил в порыве
отчаяния о своем желании выброситься с 9-го этажа, если мать не оставит его
в покое.
В школе он крайне неуверен при ответах, боится сказать что-либо
невпопад: "Я начну говорить, и будут смеяться, что я не так говорю". Поэтому
он слывет молчуном. Из анамнеза известно, что его нервное состояние
ухудшилось в 1 год с небольшим, когда он плакал и грустил при помещении в
ясли и не мог привыкнуть к ним в дальнейшем. Мать, инженер по профессии,
занимает административную должность, постоянно находится на работе,
тревожная и властная по характеру, сдержанная и скупая в выражении чувств,
повышенно принципиальная и строгая. В последние годы "стали сдавать нервы",
часто раздражается, "срывает напряжение" на сыне, который всегда под рукой.
Вместе с нарастанием нервного напряжения у матери сын становился все более
заторможенным, неуверенным в себе и боязливым, будучи не способным выразить
свои чувства внешне и возразить матери, которой он боялся. Когда мы
попросили его сочинить историю, где бы нашли отражение беспокоящие его
страхи по поводу смерти родителей, она была следующей: "Жили-были король и
королева. И был у них сын. Вот умер король. А царство большое: слуг, воинов
в нем очень много. Королева не любила своего сына. И однажды велела слугам
утопить его. А слуги пожалели его и отпустили. А королева про это узнала и
начала на них кричать, орать. Так накричалась, что сошла с ума. А королевич
узнал про это и пошел в замок. Стал он править царством. А королеву
выгнали". В истории в аллегорической форме отражена травмирующая семейная
ситуация. После некоторых раздумий мальчик назначил королевой мать, врача -
королем, а себя - королевичем. Остальные, участвующие в игре, сверстники
стали слугами. Так он отреагировал на непосильный для него гнет дома,
свергнув мать с ее трона амбиций и требований. Но отца своего он не мог
вернуть, что и отразилось в следующей его грустной истории: "Жил-был царь и
были у него три сына. Вот умер отец. И остались жить три брата. А когда царь
умирал, он сказал своим сыновьям, что за тридевять земель растет бамбук, да
непростой - волшебный. Как несчастье случится, оторвите лепесток, и все
исполнится по-вашему. Поехали они искать его. Искали, да так и не нашли. И
остались они жить по-старому".
Другой мальчик 10 лет, которому мы поставили диагноз истерического
невроза, после ухода отца в первые годы жизни воспитывался матерью,
математиком по профессии, женщиной повышенно требовательной и
принципиальной, а также бабушкой и прабабушкой, тревожными и опекающими.
Летом к бабушкам добавлялись две тети, и вместо отдыха мальчик находился в
состоянии постоянного нервного напряжения. Каждый его шаг выверялся, он
ничего не мог сделать сам и всегда был в сопровождении, по крайней мере,
двух взрослых. Не в силах изменить отношение окружающих, он периодически в
состоянии аффекта устраивал сцены самоубийства. Но то шнурок был слишком
длинным, то коротким, то он не мог оттолкнуть ногами табуретку, то кто-то
ему мешал "сосредоточиться", и каждый раз его "спасали" в "последний
момент". На бабушек это производило необходимое воздействие, и на время ему
переставали читать мораль и планировать каждый шаг. Затем бабушки снова
входили в "свою колею", и спектакль под названием "Уйду я от вас" повторялся
снова. Несмотря на явный демонстративный характер суицидальных попыток,
нервное состояние мальчика все ухудшалось, появились тики, и мы посоветовали
матери лишить его "летнего отдыха" и взять к себе. Однако с матерью ему не
стало легче, он стал часто плакать и грустить. Мать не могла дать ему любви
и нежности, словно забывая о существовании этих чувств, продолжая
принципиально воспитывать его волю, "трезвую голову", как она сама говорила.
Мальчик явно скучал по бабушкам, которыми он, хотя и тяготился, но мог
как-то на них влиять в отличие от матери, не терпевшей никаких фривольностей
и послаблений. Будучи не способным оказать влияния на мать, он впал в
отчаяние, заявляя нам, что его никто не понимает, он одинок на этом свете.
Да и с мальчиками было ему нелегко, поскольку из-за своего мягкого и
обидчиво-ранимого характера он не мог постоять за себя и наладить
взаимоприемлемые отношения. С одной стороны, он хотел повышенного внимания к
себе, признания, а с другой стороны, ничего не мог сделать реального, чтобы
упрочить свое положение. И его скорее принимали в свою сферу общения
девочки, считавшие "своим", чем мальчики, одним из которых он так и не смог
стать.
Расскажем и о двух юношах 21 года, обратившихся самостоятельно в разное
время и просивших оказать им помощь. Оба - студенты технического вуза,
активные общественники, но внутренне неуверенные в себе, страдающие от
навязчивых мыслей о своей неполноценности, чувства одиночества и затруднений
в общении с девушками, не отвечающими им взаимностью. Оба не помнят отца,
поскольку в одном случае брак не был зарегистрирован, а в другом - рано
произошел развод. У обоих властные, гиперсоциальные и одновременно
тревожные, гиперопекающие матери. Оба производят впечатление потерянных и не
нашедших себя молодых людей, испытывающих чувство эмоциональной
безысходности, страдания и печали, несмотря на все свои успехи в учебе. Один
из них - наш бывший пациент, лечившийся в 6-летнем возрасте по поводу
заикания. Когда спустя 6 лет мы проводили катамнестическое исследование
эффективности групповой психотерапии, мать даже не впустила сына в кабинет,
сказав в полуоткрытую дверь, что у них все в порядке. Она явно боялась
|
|