о Фрице появилось раньше, чем мы 
познакомились, раньше, чем я услышал о нем. Будучи уже за 35, я все еще искал 
теорию или систему психотерапии, которая бы имела для меня смысл и какую-то 
ценность. Ничто из того, чему я пытался научиться, не стоило многого, хотя 
определенный опыт в Государственной больнице на Гавайях показал мне, что в 
психотерапии может быть что-то стоящее. На моем горизонте появилась психодрама, 
и казалось, что этим стоит заняться, – я начал работать ассистентом-стажером с 
психологом из Метрополитен-больницы в Лос-Анжелесе. Время от времени он делал 
нечто, от чего у меня перехватывало дыхание – красивое, точное и эффективное. 
Хотя он был весьма компетентен в психодраме и хорошо делал эту работу, такие 
моменты выделялись на ее фоне, как жемчужины. 

В частности, мне вспоминается один случай. Женщина пыталась выразить свою 
ненависть и отвращение по отношению к матери – распространенный момент в 
психодраме тех времен – и кричала на женщину, играющую роль матери: "Я хочу 
избавиться, уйти от тебя!" Билл, мой учитель, сказал: "Так уйди." Девочка 
спросила : "Что вы имеете в виду?". Билл показал рукой: "Вон дверь". Девочка 
поглядела несколько ошарашено, как бы говоря: "Хмм, действительно..." – и 
нерешительно пошла к двери. У двери она остановилась и осмотрелась, затем, 
следуя логике своего действия, вышла, несмотря на очевидную амбивалентность. 
Спустя мгновение дверь снова приоткрылась и ее голова выглянула из-за косяка. В 
этом действии она пережила свою амбивалентность по поводу ухода от матери более 
полно, чем могли бы это выразить любые слова. 

Я каким-то образом чувствовал, что такого рода вещи, которые он делал, 
отличались от его обычной работы, и стал расспрашивать его, откуда он это взял. 
Каждый раз в ответ он говорил: "Фриц Перлз". Хотя в это время Фриц ездил, 
кажется, в Японию, это оказалось началом нашей связи. 

Время от времени, когда он сам чувствовал утомление, Фриц предлагал упражнение: 
говорить друг другу какие-нибудь фразы в парах, бормотать что-то и т.п. Он 
никогда не придавал этому много значения, но несмотря на это, они часто были 
очень полезными. Я тогда начал предполагать, что упражнения могут нести 
основную нагрузку встречи, более чем харизма ведущего. Иными словами, я думал 
об идее Фрица, что учение это открытие посредством делания, и что это может 
стать сутью гештальтистской групповой встречи. Ведение из задней части комнаты 
– вот форма, в какой я собирался записать эту идею. Я понимал, что Фриц 
останется равнодушным к такой форме, поскольку при этом он перестает быть в 
центре, но я уже начинал видеть, что основы гештальттерапии следует отделять от 
личного почерка ее основателя, и эта мысль по-видимому была шагом в этом 
направлении. 

Одно из фундаментальных упражнений такого рода, так сказать, остов этой работы, 
возникло случайно в однодневной встрече по снам, которую я проводил в Центре 
Семейной Терапии в Сан-Франциско. Один человек заявил, что никогда не видел 
снов – почему он пришел на специальный семинар по снам, осталось для меня 
загадкой, – но он был там. По ходу дела выяснилось, что он был фотографом, и 
меня поразила аналогия сна с фотографией – я попросил его описать мне его 
любимую картинку, а затем стал рассматривать ее как сон, предложил ему 
отождествляться с различными ее частями, создавать диалоги и т.п. Помню, что 
одним из образов на картинке была белая автомобильная шина. Будучи белой шиной, 
он был несколько лучше и дороже обычной, черной. Этот фон легкого превосходства 
присутствовал у него все время – когда он действительно выразил это в контексте 
картинки, все почувствовали себя легче в его взаимодействии с группой. 

Через неделю, на группе учащихся медицинских сестер, придумывая что-нибудь 
интересное, я предложил хозяйке помещения взять статуэтку сиамской кошки с 
палочкой и поиграть с ней, как со сном. Коща она кончила, кто-то еще, 
затронутый ее отождествлением, захотел проделать это, потом кто-то еще, – и так 
возникло упражнение "Сыграй это", описанное далее. 

Ученики и открытие
"Учение – это открытие" – частая фраза Фрица, и некоторые моменты моего 
глубочайшего обучения были моментами, когда я делал что-то и обращал на это 
достаточно внимания, чтобы учиться. Это не всегда были приятные или 
поощрительные моменты. Однажды работая с предположительно шизоидной девочкой в 
группе, я задал ей технически совершенный гештальтистский вопрос в ответ на 
что-то, что она сказала. Может быть я даже подумал мельком что-то вроде "Фриц 
гордился бы, если бы услышал это". Она холодно посмотрела на меня и сказала: 
"Знаете, если бы я думала, что вы действительно ждете ответа на ваш вопрос, я 
бы ответила". Она была права – я задал вопрос технически, от умения, а не 
по-человечески, не от сердца, и ее ответ был по-человечески совершенно 
правильным. Я оценил ее мужество, нужное, чтобы высказать это человеку, 
находившемуся в положении авторитета – надеюсь, что с ней все в порядке. 

Ларри
Однажды Ларри Блумберг забрел на трехчасовую группу, которую я проводил в 
Гештальт-институте в Сан-Франциско. У него была папка для бумаг с прорезями для 
смотрения сверху, и он не сказал ни слова в течении трех часов. Я видел, что 
это он, только по его огромным размерам и по концу бороды, выглядывавшему из-за 
папки для бумаг. Члены группы заинтересовались, пытаясь вовлечь его, говорили о 
не