| |
Молодой: яркая мужественность. Крутая мощная шея легко держит объемистый
череп. Затылок в виде молотка, как уверяет Лафатер,— знак здоровой энергии и
честолюбия. Благородное небольшое ухо, которому суждено оглохнуть. Решительно
вырывающийся вперед лоб и крупный горбатый нос образуют почти единую энергичную
линию, обрывающуюся целомудренно укороченной верхней губой, и тут же
опровергающий выпад нижней: укрупненная, явно предназначенная для поцелуев, она
образует в углу ироничный и хищнова-тый загиб, сохраняющийся и в старости, но
уже в совершенно ином значении... Твердый подбородок, немного утяжеленный, как
и полагается породистому англосаксу, и впалые, как бы не существующие щеки —
175
действительно, зачем они изысканному джентльмену. Все это вместе, однако,
вообще перестает существовать, когда обращаешь внимание на просторно сидящий
под густой бровью глаз. А на него нельзя не обратить внимание: он громадный и
удивительно живой, с почти удвоенными по величине веками — глаз женственный,
наивный и неизлечимо печальный.
У старика остаются одни только эти глаза, уже все увидевшие.
Милый мой мальчик, ты теперь достиг возраста, когда люди приобретают
способность к размышлению. Должен тебе признаться (я ведь готов посвятить тебя
в свои тайны), что и сам я не так уж давно отважился мыслить самостоятельно. До
шестнадцати или семнадцати лет я вообще не способен был мыслить, а потом в
течение долгих лет просто не использовал эту способность.
Хлеб психоаналитика — травмы детства. У кого их не было?.. Все детство —
сплошная травма, непрерывный ушиб души. Отец, бог-отец, к которому на всех
парах несется душа мальчишки (сотвори меня, только так, чтобы я об этом не
догадывался), этот отец был унылой придворной личностью английского образца:
чопорен, холоден, отчужден. Под стать и мамаша. Веселый, здоровый, чуткий
детеныш, стало быть, не познал родительской заботы и ласки; в нежном возрасте
при такой страстной жизненности ему было некого любить, некого ревновать. Все
это хлынет потом, поздней волной, обращенной вспять...
Подкинули к одной из аристократических бабок. Роль отца исполнял
гувернер-француз. Классическое образование: языки древние и новые, история,
философия. Вот и семнадцатилетний дипломированный цита-тоизрекатель, прилежно
мстящий недостающим дюймам.
Традиционный вояж — "большая поездка" на континент, где юноша по всем
правилам возраста, пола и положения ударяется в кутежи, карты et cetera. Но
родина останавливает: прислали известие о смерти королевы — начинается
очередная околопрестольная заваруха. Скорее домой, играть в настоящую мужскую
игру — политику. Едва вернулся, сработала пружина родовых связей: получил
звание постельничего при его высочестве принце Уэльсском. В 21 год Филип Стен-
176
хоп I уже член палаты общин и произносит первую речь в парламенте.
Молодые люди обычно уверены, что достаточно умны, как пьяные бывают уверены,
что достаточно трезвы.
Щелчок по носу в палате пэров, еще несколько многообещающих пинков — и
подобру-поздорову...
Побитых великосветских мальчиков из британской столицы направляли об ту
пору в другую столицу — Париж, на повышение квалификации. Тайм-аут годика на
два.
Автозарисовка того времени (из письма гувернеру):
Признаюсь, что держу себя вызывающе, болтаю много, громко и тоном мэтра,
что когда я хожу, я пою и приплясываю, и что я, наконец, трачу большие деньги
на пудру, плюмажи, белье, перчатки...
"Блажен, кто смолоду был молод"...
Знание людей приобретается только среди людей, а не в тиши кабинета...
Чтобы узнать людей, необходимо не меньше времени и усердия, чем для того, чтобы
узнать книги, и может быть, больше тонкости и проницательности.
А если хочешь действовать и побеждать, мало только узнать людей. Нужно
впечатать это знание в свои нервы, в мускулы, в голос, нужно превратить его в
артистизм, в совершенное самообладание, для которого необходимо еще и хорошо
знать себя.
Употреби на это все свои старания, милый мой мальчик, это до чрезвычайности
важно; обрати внимание на мельчайшие обстоятельства, на самые незаметные
черточки, на то, что принято считать пустяками, но из чего складывается весь
блистательный облик настоящего джентльмена, человека делового и жизнелюбца,
которого уважают мужчины, ищут женщины и любят все.
В нижних слоях тогдашних обществ мы бы, пожалуй без особого труда узнали и
нынешний стадионный люд, но в верхах столкнулись бы с немалой экзотикой.
Танцы и комплименты были тем, чем стали ныне годовые отчеты:
понравиться — значило преуспеть. Какой-нибудь неловкий умник, нечаянно
уронивший котлету на герцога, мог смело прощаться с карьерой поколения на три
вперед.
Хорошие манеры в отношениях с человеком, которого
177
не любишь, не большая погрешность против правды, чем слова "ваш
покорный слуга" под картелем.
Картель, напомню на всякий случай,— краткое письменное приглашение на дуэль.
Помни, что для джентльмена и человека талантливого есть только два образа
действия: либо быть со своим врагом подчеркнуто вежливым, либо сбивать его с
ног.
|
|