...мне очень хотелось бы, чтобы люди часто видели на твоем лице улыбку, но 
никогда не слышали, как ты смеешься. Частый и громкий смех свидетельствует об 
отсутствии ума и о дурном воспитании.
    Все это Честерфилд напишет сыну, уже осев в Лондоне, в своем знаменитом 
особняке, выстроенном по собственному проекту, в обители, полной книг, 
изысканной роскоши, избраннейших гостей и нарастающего одиночества... А пока — 
пьянство жизни.
    Ездит по всей Европе с дипломатическими миссиями и для собственного 
удовольствия. Подолгу живет в Париже, совершенствуется во французском, в танцах,
 в манерах, в искусстве обходительной болтовни — настолько, что превосходит 
своих мэтров и может давать им самим уроки стилистики и бонтона. Пописывает 
стишки, почитывает книжки, заводит дружбу и переписку с просвещеннейшими умами 
века — Монтескье, Вольтером... Среди них он свой, и уже навечно.
    Наследство и титул лорда. Двор, интриги, политика, еще раз политика. Были 
моменты, когда он решал, быть войне или нет, и кому править какой-нибудь 
Бельгией. Был министром, государственным секретарем, выступал с отточенными 
памфлетами, произносил в парламенте речи, одну превосходней другой, некоторые 
вошли в историю нации, уникально уладил дела в Ирландии — ни до, ни после него 
такое никому больше не удавалось...
    Ни один из анахоретов древности не был так отрешен от жизни, как я. Я 
смотрю на нее совершенно безучастно, и когда я оглядываюсь назад, на все, что я 
сам видел, слышал и делал, мне даже трудно поверить, что вся эта пустая беготня,
 и суматоха, и светские развлечения когда-то действительно существовали; 
кажется, что все это только снится мне в мои беспокойные ночи.
    178
    Но это уже в 65, и не сыну, а епископу Уотерфорд-скому.
    2. ПОСЕВ
    В те времена простолюдины женились рано, средний класс — как попало, 
аристократы — поздно. Великосветский брак — мероприятие публичное и далеко 
идущее, надо все сообразовать. Перед тем же не грех погулять, тем паче ежели 
развлечения не портят репутацию и сочетаются с деятельностью на благо отечества.

    Я утверждаю, что посол в иностранном государстве никогда не может быть 
вполне деловым человеком, если он не любит удовольствия. Его намерения 
осуществляются наилучшим образом на балах, ужинах, ассамблеях и увеселениях, 
благодаря интригам с женщинами.
    Все так и шло, по классическим образцам; так было и в Гааге, где Честерфилд 
посольствовал, уже будучи мужчиной за тридцать, с большим- светским опытом. Не 
иметь любовных связей в его положении было неприлично и подозрительно. Эксцессы 
не одобрялись, но донжуанству аплодировали.
    С сожалением оглядываюсь я на крупную сумму времени, которую я промотал в 
мои молодые годы, ничего не узнав и ничем не насладившись. Подумай об этом, 
пока не поздно, и умей насладиться каждым мгновением; век наслаждений обычно 
короче века жизни, и поэтому человеку не следует ими пренебрегать.
    Представляем: Элизабет дю Буше. Француженка, каких уже давно нет: невинная, 
добродетельная, застенчивая. Портрет не сохранился, дат жизни нет, поэтому 
позволим себе думать, что она была светлой шатенкой, легко красневшей, с 
глазами серо-голубыми, чуть близорукими, с чертами немного расплывчатыми, с 
фигурой слегка полной, но гибкой. Несомненно, была моложе своего возлюбленного 
лет на пятнадцать и на столько же сантиметров повыше.
    Родители ее были бедными протестантскими эмигрантами, неудачники, не 
прижившиеся в родном краю, расчетливом и чванливом, они надеялись отыскать 
приют в добродушной веротерпимой Голландии и нашли его. Но что такое чужбина, 
даже и самая госте-
    179
    приимная? Удесятеренная финансовая проблема и никаких надежд на 
благосклонность судьбы.
    Родной язык в таких случаях — самый верный капитал. Дочь пошла в 
гувернантки в семейство богатого коммерсанта, где заменила мать двум сироткам. 
Вдовец Вассенаар, отец этих девочек, держал салон, увлекался политическими 
играми и был вхож в самые влиятельные круги. Он и пригласил к себе в дом судьбу 
Элизабет в лице очень галантного, очень очаровательного... Да, так именно она и 
сказала о нем по-голландски приятелю хозяина, другу дома. Не совсем правильно, 
хотя и буквально: "Очень очаровательный английский посол". А как знает 
французский — лучше французов!
    Она не знала, что с этим самым другом-приятелем Стенхоп Честерфилд после 
первого их знакомства заключил маленькое пари. Речь шла всего-навсего о сроке  
соблазнения.
    Впрочем, может быть, это была просто сплетня, которой потом, как болтали 
уже другие сплетники, воспользовался тот самый дотошливый Ричардсон, автор 
знаменитого душещипательного романа о соблазнении Клариссы. Может быть, 
никакого пари не было, а на самом деле...
    На самом деле, когда Элизабет обнаружила признаки беременности, ее 
незамедлительно уволили, благонравные родители едва не сошли с ума, а затем...
    Этот момент не стоит домысливать, изложим лишь факты.
    У Элизабет дю Буше хватило духу родить ребенка, хватило, наверное, и 
отчаяния.
    У тридцативосьмилетнего Честерфилда хватило не знаем чего — может быть, 
совести или заботы о своем имени — не отвернуться от Элизабет с младенцем, не 
бросить в кошмар отверженности, что было вполне в духе времени, а взять под