как понимали: перекармливали, перегревали, ограничивали подвижность.
    С первого класса начал опять киснуть, болеть, хиреть, а с третьего вместе с 
родителями, увы, рыхлеть и толстеть. Вот фотография одиннадцатилетнего 
сутуловатого рохли с отвисшим животиком и пустым взглядом — неприятно и сейчас 
смотреть, тяжело вспоминать. Все было наперекосяк, решительно все. Из этого 
времени я не вынес, кажется, ничего, кроме отупелой тоски и комплексов. Впрочем,
 не буду неблагодарным, было и другое... Каждое лето я все же как-то вырывался 
на волю и сумел стать звездой нападения одной детской футбольной команды.
    С 13 лет— первая ВВ. Спорт, спорт, спорт! Бег, гимнастика, коньки, лыжи, 
плавание, гантели, футбол, еще черт-те что — и бокс, бокс, бокс! Вот что я 
возлюбил. И конечно, танцы. А еще играл на фортепиано, еще...
    17-летний амбал, 'переполненный самоутверждением, ужасно гордился своими 
мускулами и талией и при всякой возможности и даже без таковой ходил на руках. 
Но начала уже заботить и недостаточная подвижность языка, и пустота в черепной 
коробке...
    Следующий десяток лет я посвятил ВВ на интеллектуальном уровне, а на 
физическом бессовестно транжирил добытое.
    И вот опять месть забытой Природы, по счастью (именно так — по счастью), 
довольно рано приперла меня к стене. Неважная сосудистая наследственность; 
образ жизни
    29
    сидячий и аритмичный, курение, дурное питание (колбасы, консервы!), плюс 
брошенный спорт, плюс нервная работа, плюс еще многое-Уже в 28—30 лет узнал, 
что такое грудная жаба. Сначала просто «сдыхал», когда случалось поиграть в 
бадминтон или в любимый футбол. Сдавливало грудь, заходилось дыхание... А потом 
вдруг обнаружил, что не могу пробежать и 30 метров, не ощутив холодный кол за 
грудиной; не мог больше играть и в волейбол, не мог быстро ходить, появились 
сердечные боли даже в покое, поползла вниз умственная работоспособность... 
Таскал с собой валидол; была уже и плоховата кардиограмма, диагносцировали 
«ише-мическую болезнь»... В то время книга Гарта Гилмора «Бег ради жизни» не 
была еще широко известна; стенокардию лечили лишь химией и «покоем»...
    И вот опять что-то во мне взбунтовалось: я понял, вернее, какой-то глубиной 
вспомнил: спасение в ДВИЖЕНИИ! В том самом движении, которого меня хочет лишить 
проклятая жаба... И долой табак! И да здравствует свежий воздух!..
    Эта ВВ началась с жестокого поражения.
    Бросив курить, оказался вышибленным из творческой колеи: за год некурения 
не сумел написать ни странички связного текста— ни толкового письма, ничего... 
Узкое место— зависимость, захватившая высшие умственные механизмы. Стыдно, 
унизительно, гнусно — курящие писатели поймут, о чем речь. (Хотя знаю и 
некоторых бросивших с превеликим плюсом.) Моральный ущерб пере-веСил физическую 
прибавку — и пополз я в депрессию. Решился на компромисс: отложить ВВ с 
курением до первой книги стихов, а пока... Постараться, насколько возможно, 
нейтрализовать вред табака обходными мерами. Отобрать свое на других фронтах.
    Хватило ума не запрезирать себя.
    Я узнал уже кое-что о Человеке — Изнутри, и не применить из этого хоть 
чуть-чуть к себе было бы просто глупо.
    Изменил питание. Подружился с водой и холодом. Стал фанатиком свежего 
воздуха. И — в моем случае главный фронт: начал РАСХАЖИВАТЬСЯ. Много и быстро 
ходить, ходить ТОЛЬКО БЫСТРО.
    Пробивание. Сперва, как и следовало ожидать, очень скоро наступал момент 
спазма, боли — и... Несколько раз пришлось останавливаться— казалось, вот-вот, 
сейчас — все... Боль ворчала, угрожала и скалилась. Но после какого-
    30
    то момента, который назвал ПОРОГОМ ПРОБИВАНИЯ, начинала слабеть. 
Съеживалась, отступала»
    Уже не останавливался, лишь на время снижал скорость.
    Новый уровень жизни. Так я снова начал вытаскивать свое тело из пассивной 
глухой защиты (она же самоубийство) — в активность, в полноценную 
жизнедеятельность.
    Освобождение сосудов от трусливого сжатия. Прочистка капилляров и клеток. 
Включение в действие дотоле преступно простаивавшей, заживо распадавшейся 
биотехники. Переход на новый энергобаланс.
    Теперь прохожу почти каждый день не менее 8—10 км вперемежку с бегом, и с 
непривычки угнаться .за мной сложновато. Стенокардия осталась далеко позади. 
Лыжи, плавание, велосипед— живу в радости движения и при всякой возможности с 
упоением играю в подвижные игры. Контрастный душ, а зимой еще и снежные ванны. 
На моржа не тяну, но не могу передать вам, какое наслаждение растирать снегом 
обнаженное тело, какой праздник сосудов и торжество тонуса!
    Теперь я знаю, что сердце, как волка, ноги кормят; что сосуды аплодируют 
скорости; что за час интенсивной ходьбы на открытом воздухе — ходьбы радостной, 
ходьбы до пота, до счастья — мозг платит тремя-четырьмя, а то и пятью-шестью 
часами прекрасного тонуса...
    Нет, здоровье идеальным не стало. Но форма, в которой себя держу, позволяет 
работать по 12—14 часов в сутки.
    Во время прогулок и гимнастики мозг мой не только отдыхает, но и выполняет 
множество рабочих операций. Найти подход к сложному пациенту, ключ к решению 
какой-то проблемы, найти слово, музыку — все это делается за столом лишь на 
15—20 процентов, а остальное — в движении. (Еще процентов пять-десять — лежа, в 
расслаблении.) Лучшими страницами, любимейшими мыслями, интереснейшими 
решениями я обязан двум своим друзьям: свежему воздуху и собственным мускулам.