|
мгновений.
Каждый такой случай, даже минутный, — непростительное упущение, которое
нужно немедленно исправлять. Какой бы ни была подоплека — это и есть капли, из
которых складывается океан ада.
В отдельных местах капли конденсируются, сгущаются, образуют роднички,
ручейки и омуты, озера и полноводные реки хамства.
Хам библейский, родоначальник всех хамов, рождаясь на свет, не плакал, как
все младенцы, а хохотал — очевидно, в предвестии немеркнувшего успеха потомков
в борьбе за существование. Эволюция хамства — предмет особый, здесь мы за него
не беремся. Явление многолико, с богатейшей феноменологией; есть хамы
изысканные, аристократические, есть, как уже сказано, и застенчивый хам.
Заметим лишь, что одной из современных разновидностей, происходящих от этой
линии, является инфарктоген-ная личность. Она вызывает инфаркты — разумеется,
не у себя, а у других. В большинстве своем это очень здоровые натуры, с
повышенным жизненным тонусом, который, не переходя в интеллектуальную
избыточность, хорошо питает центры уверенности и агрессивности.
Нет, этот человек вовсе не охвачен желанием непременно вас обхамить, именно
вас: он даже, может быть, и не понимает, что делает, хотя хамит самозабвенно и
неудержимо. Просто он ощущает какие-то повышенные возможности в этом отношении.
Это у него, если хотите, талант, он следует велению природы. Хамство для него —
нормальный, естественный способ общения. И жизненной целью такого субъекта
становится непрерывное расширение круга лиц, с которыми можно хамить.
Может быть, это' какой-то атавизм, и в стае он был бы Альфой. Тут
смешивается, наверное, все: и авторитарность, и эпитимность, и «стервоидные»
гормоны, всего понемногу, — но, только разговаривая с таким человеком, вы
испытываете непроизвольное напряжение скелетной мускулатуры и глубинные не-
приятные ощущения от спазматического сокращения сосудистых стенок. У вас
возникают какие-то судороги эмоционального эха. Опасно! Над такими людьми надо
бы зажигать красные лампочки. Тем, кто не владеет навыком аутогенной тренировки,
настоятельно рекомендуется уклоняться от общения с подобными личностями. Но
ведь это утопия — уклоняться. А если он (она) ваш родственник? Или сослуживец?
Инфарктогенная личность, по идее, не должна общаться с людьми. Но ведь если
полностью лишить его возможности хамить, он, пожалуй, заболеет. Впадет в
депрессию. Может быть, выручил бы какой-нибудь препарат антихамин, но ведь
насильно-то глотать не заставишь, он сам кого хочешь заставит.
Что делать?
Очевидно, надлежит все-таки подумать об атмосфере, которая исключила бы
проявление подобного дара.
Ведь хамство, рождающее инфаркты, — это лишь крайний, заостренный случай
обычной прозы общения. Эмбриональный зачаток хамства, увы, присутствует в нем
довольно часто, и это не что иное, как недостаток психологичности.
Что это такое? Умение поставить себя на место другого. Вжиться,
вчувствоваться и только после этого, с учетом этого, определить тактику
поведения.
Не хватает психологичности потому, что обычно сознание наше сужено колеей
близлежащих собственных интересов.
Не хватает психотерапевтичности — умения найти оптимальный тон и слова,
насытить общение максимумом положительных эмоций, снять напряжение...
Возьмем для примера отношение к продавцам. Мы, врачи, с ними в некотором
роде коллеги, нас тоже относят к сфере обслуживания. (Мы все, между прочим,
друг друга обслуживаем, все составляем гигантский житейский союз потребителей.
Удовлетворяем непрерывно растущие потребности.)
А лик потребителя страшен. Это не о ком-то, это о вас и обо мне тоже.
Вот продавец хлеба. Он делает серьезное дело, дает людям хлеб. Пусть
продает в обмен на денежные знаки, все равно: хлеб. Он дается, а не продается:
теплая, земная, серьезная пища. Продавцы хлеба в большинстве, по-моему, это
чувствуют, хоть и не осознают. А вы, гражданин потребитель, осознаете?
— Какие батоны мягкие?.. Девушка!.. Я вас спрашиваю!
— За восемнадцать мягкие?.. Девушка!.. Почему не отвечаете?
— Мягкие, мягкие...
А вы подумали, гражданин потребитель, о том, что вот этот самый вопрос:
«Мягкие?», «Мягкие?» — задают ей на дню раз тысячу, если не больше, и всем надо
ответить быстро и совершенно одно и то же, вежливо. Что от этого вот, без шуток,
и можно сойти с ума? Человек ведь не автомат, у него происходит охранительное
торможение. Тысячу раз в день одно слово, одно — и больше ничего:
«Мягкие?» — «Мягкие». А если не очень мягкие, что случится? Катастрофа с
пищеварением? Черствый-то хлеб полезнее для желудка. Я бы давал хлеб только
тому, кто скажет мягкое слово или мягко посмотрит, а иначе бы не давал: сами
берите, самообслужи-вайтесь. Тыкайте вилками.
Мало кто подозревает, что это оскорбительно — смотреть на человека через
его функцию, и не более, даже в момент, когда эта функция должна выполняться.
Неужели не видно, что человек больше дела? Подайте, свешайте, заверните,
получите, получше, покрупнее, покраснее, свежие, сегодняшние, вон из того ящика,
нет мелочи, нет, вон же я вас просил, а вы не даете, не отпускайте без очереди,
нельзя ли побыстрей, еле шевелится, куда-то опять ушла, всегда недовешивают...
У продавца голова болеть не может, плохого настроения быть не может, уставать
не имеет права, задумываться тем более. А гражданин потребитель еще желает
улыбки и воздушного поцелуя в порядке непрерывно растущих потребностей.
|
|