конформизм.
    Экспериментатор вступает в заговор с группой: все, как один, будут давать 
заведомо неправильный ответ. Вопрос может быть любым: о цвете предмета, о весе, 
о физиономическом сходстве и т. д., вплоть до самых высоких суждений.
    Испытуемый ни о чем не подозревает. Отвечает он обычно предпоследним.
    Процентах в восьмидесяти он повторяет неправильный ответ. Он не верит своим 
глазам, ушам и уму; вернее, в части случаев верит, потому что в силу прямого 
внушения воспринимает неправильно, а в части случаев видит, слышит и думает 
одно, говорит — другое. Лицемерием это еще не назовешь, но это уже больше чем 
конформизм.
    В другом варианте группе и испытуемому показывают разное, но никто, кроме 
экспериментатора, об этом не знает. Это еще эффективнее, ибо вступает в силу 
искренность (со стороны членов группы). Внушаемость оказывается еще выше.
    Чем сложнее задача, тем меньше доверия к себе и выше доверие к группе. Это 
понятно: мы вообще тем более внушаемы, чем меньше у нас информации.
    Этот метод, конечно, не открывает нам никаких новых истин, он служит лишь 
остронаглядной моделью некоторых знакомых явлений. Вот непосредственный 
механизм, по которому человек — дитя своего времени и своего места; мы начинаем 
понимать, каким образом в поколениях держатся заблуждения, которые кажутся 
потом такими нелепыми: коллективное заблуждение имеет силу закона... в 80 
процентах.
    Но, конечно, еще вопрос, действительно ли это закон. Разумеется, влияние 
группы на личность не ограничивается конформизмом. Только группа становится 
проявителем и катализатором способностей индивида, и если в одних случаях 
групповые контакты подавляют самостоятельность, то в других стимулируют — это 
мы видим на примерах наших лучших творческих коллективов. По одним вопросам в 
группе может быть высокая степень конформности, по другим — низкая. Очевидно, 
многое, если не все, зависит от духа и стиля, от атмосферы — принятой формы 
отношений.
    Курт Левин, известный американский психолог, провел длительные наблюдения 
над школьными классами, в которых воспитание было поставлено на разные основы: 
«авторитарную» и «демократическую». В «авторитарных» классах детей рассаживали 
по принуждению, господствовала жесткая дисциплина, подавлялась инициатива. В 
«демократических» права школьников были максимальными. Оказалось, что в 
«авторитарных» классах драки вспыхивали примерно в 30 раз чаще, чем в 
«демократических». Ученики, переведенные из «авторитарных» классов в 
«демократические», первое время ведут себя дико, у них возникает какая-то 
пароксизмальная агрессивность, но потом все улаживается.
    А вот еще одно средство для экспериментов с группой.
    Федор Дмитриевич Горбов, ныне работающий в Институте общей  и  
педагогической  психологии Академии педагогических наук, изобрел первый в мире 
прибор для социально-психологического исследования. Прибор этот называется 
по-кибернетически: го-меостат.
    Внешне ничего особенного. Некий ящик с неким устройством, к которому 
подсоединены круглые шкалы со стрелками и рукоятками — энное число штук в 
зависимости от количества испытуемых. Каждый испытуемый крутит свою рукоятку и 
видит свою стрелку, которая все время движется. Задача состоит в том, чтобы 
привести стрелку в нулевое положение (или в какое-то другое). Положение стрелки 
зависит не только от самого испытуемого, но и от участников эксперимента: все 
взаимозависимы. Каждый влияет на каждого и через каждого на себя. Хитрое 
устройство держит в себе секрет взаимодействия.
    Принцип его можно раз от разу менять, можно варьировать задания и число 
испытуемых. Наедине с гомеостатом тоже не всем удается справиться со стрелкой, 
найти стратегию. Почему-то школьник делает это легче, чем студент, а умеренно 
пьяный — лучше, чем трезвый. Зато несколько людей в пьяном виде согласовать 
свои стрелки обычно не могут никак. Это еще раз подтверждает, что пьяному легче 
бывает не с людьми, а с самим собой, и легкость общения иллюзорна.
    С гомеостатом работают сейчас многие исследовательские группы. Приходят с 
ним к студентам и школьникам, в редакции журналов: «А ну-ка определим, кто у 
вас тут скрытый лидер...»
    Можно изучать малые группы. Можно свести любых людей и посмотреть, как они 
будут взаимодействовать. Разрешить испытуемым переговариваться или изолировать 
каждого со своей стрелкой.
    Некоторые группы легко и быстро справляются с самыми сложными заданиями. 
Другие не могут и с простейшими — кто в лес, кто по дрова, возникают конфликты. 
Федор Дмитриевич блестяще усмотрел в этих экспериментальных ситуациях аналогии 
с индивидуальной патологией (сам он в прошлом невропатолог),   с  тем 
рассогласованием   в   работе мозговых систем, которое бывает при некоторых 
нервных поражениях: ведь группа в эксперименте должна работать, как единый мозг.
 Есть просто сумасшедшие группы, хотя каждый в отдельности может быть вполне 
нормальным человеком. А можно создать и сумасшедшую ситуацию.
    Ленинградские психологи Голубева и Иванюк, работая с гомеостатом в 
студенческих и школьных группах, выявили четыре типа индивидуальных стратегий. 
Представители одного из типов, который можно назвать жестколидерским, или 
авторитарным, даже в незнакомых группах держатся смело и уверенно, легко 
устанавливают контакты, командуют, подавляют инициативу других, заслугу решения 
обычно без обиняков приписывают себе. Если же им не удается заставить группу 
действовать по своей указке, они сникают, впадают в апатию, а то и совсем 
отказываются решать задачу.'
    Другой тип — стратегия независимости: держатся уверенно, но замкнуто и