состоянии постоянной эмоциональной зараженности, они все время больны другими 
людьми. (У некоторых людей, видевших телесные наказания, на теле вспухали рубцы.
) Есть и эмоциональные генераторы, мало способные заражаться, но зато 
интенсивно заражающие других. Сочетание обоих качеств в одном лице и составляет,
 быть может, артистический дар. Эти свойства, кажется, никак не связаны с 
самостоятельностью мышления и интеллекта.
    Заразительны крайности. При психопатологии способность к эмоциональному 
резонансу обычно уменьшается, зато заражающая сила эмоций растет. Огромная 
генераторная способность маньяка—это какой-то вулкан радостного возбуждения. 
Глубоко депрессивный словно скован холодом могильного склепа. Возбужденный 
эпилептик, взрывчатый психопат — это землетрясение, ураган. Напряженный 
шизофреник моментально накидывает на вас невидимые стальные цепочки. Истерик и 
сильно заражает и легко заражается, недаром истеричность ближе всего к 
артистизму. А психиатр, обладая высокой детекторной способностью, должен быть и 
сильным эмоциональным генератором и выработать у себя какое-то сильное 
«антиэхо».
    Но само эмоциональное эхо только одна из множества переменных в игре 
эмоционального взаимодействия. Вовсе не обязательно эмоция другого человека 
вызывает у вас ту же эмоцию. Когда как... Ему смешно, а вам грустно. Вы 
взбешены, а он только слегка напряжен. Да и не бывает двух тождественных 
состояний. Лучше осторожнее и обобщеннее говорить о некоем эквивалент-состоянии,
 возникающем у одного человека при восприятии эмоций другого.
    Частая ошибка: человека подбадривают, похлопывают  по спине:   «Не  
раскисай,    старик»,  стараются развеселить, а ему еще хуже. Подбадриванию 
поддается только тот, в ком зародыш бодрости достаточно жизнеспособен. Может 
быть, нужно мягкое, сдержанное сочувствие или усиленный эмоциональный резонанс: 
пролить вместе с ним слезы, возвратить ему его состояние в десятикратном 
размере — и вы увидите, как подобное уничтожается подобным. А может быть, 
просто проигнорировать.
    Действие музыки построено на прямом эмоциональном эхе. Послушайте, как 
категоричен Шекспир, для которого отношение к музыке — тест на моральную  
полноценность:
    Кто музыки не носит сам в себе, Кто холоден к гармонии прелестной, Тот 
может быть изменником, лжецом, Грабителем. Души его движенья Темны как ночь, и 
как Эреб черна Его приязнь. Такому человеку Не доверяй...
    Нет — не знаю, к счастью или к сожалению, это   далеко   не   всегда   так. 
  Есть   меломаны-человеконенавистники, и есть отзывчивые, добрые и тонкие люди,
 абсолютно глухие к музыке.
    
    НОРМА СОЧУВСТВИЯ
    
    Где-то здесь, на уровне эмоциональных мозговых эхо, соприкасаются 
нейробиология и этическая педагогика. Надо внимательно, с ледяной головой 
изучить физиологию сочувствия. Понять, как становятся возможными равнодушие, 
жестокость, садизм — не только извне, от общества, от воспитания, но и изнутри, 
от мозга. Ибо люди, что бы ни говорили, в  своих  изначальных  расположениях  
не  одинаковы.
    (Да разве только люди? У 10—15 процентов самок отсутствует родительский 
инстинкт, и вместо любви к детенышам — равнодушие, а у хищных — и каннибальство.

    Инстинкт убийства мышей распределяется между кошками неравномерно. У 
некоторых котят инстинкт этот жестко наследствен, у большинства зависит в 
примерно равной мере и от наследственности и от обучения, у третьих отсутствует.
 Это уже знакомая нам оптимальная формула популяционного спектра любого 
качества: гибкая середина с бахромой крайностей.
    Вид старается быть готовым ко всему, ситуация выбирает из генофонда. 
Исчезнут с земли крысы, мыши — род кошачий не пропадет, выживет за счет тех, 
кому можно и хлебом обойтись, есть такие полутравоядные коты, толстые и 
мордастые. Станут мыши единственным и исключительным блюдом — расцветут 
мышеубийцы.)
    Какие-то зачатки садизма есть у многих — эта страшная способность, эта 
возможность испытывать удовольствие от мук другого существа, наряду с полной 
способностью сочувствия и даже в какой-то двойственной связи с ней.
    У сильно вооруженных хищников вид сохраняет себя от чрезмерной взаимной 
жестокости специальными приспособлениями, похожими на сочувствие: волк 
подставляет побежденному сопернику самое уязвимое место, и тот, вместо того 
чтобы кусать, мочится. Побежденный кот падает на спину и истошно орет, вызывая 
рефлекторную остановку карающей десницы... Разошедшегося человека так легко не 
остановить.
    Дети часто предаются мучительству. Терзают муху... Пауку-косиножке оторвали 
ножки... И пустили по дорожке... Издеваются над толстым, нескладным, б*ьют 
слабого, робкого, травят чужого, чудного...
    Смирим на секунду воспитательский порыв, подойдем  поближе,  посмотрим  
внимательно.
    Мучат по-разному, из разных побуждений, по разным механизмам.
    Этот еще просто не научился чувствовать, не представляет, что другому 
существу может быть больно. У него еще не срабатывает эмоциональное эхо, а 
может быть, недоразвито: он наивно, бессознательно полагает, что чувствует 
только он один, живой центр мира, а все остальное как бы не живое. Вот он и 
забавляется и исследует; так младенец тычет своим пальчиком в глаз матери. Увы,