кроме чисто индивидуальных и, конечно, моральных.
    Ведь любая деятельность, особенно творческая, в своем оптимуме приближается 
к гипнозу: по концентрации внимания, по мобилизации подсознания. Это уже 
проверено десятками великих: для высочайшего творчества нужно нечто вроде 
активного самогипноза, аутосомнамбулизм. Я имею в виду, конечно, сам творческий 
акт, вдохновенное свершение, а не предварительную подготовку, которая должна 
быть долга, как зима, не почву, в которой смешиваются и семена воспитания, и 
гены, и перегной общественных настроений.
    
    СОЕДИНЯЙ И ВЛАСТВУЙ
    (Зачем нужны массовые сеансы)
    
    Волнение каждый раз. Перед массовым сеансом во столько раз больше, во 
сколько аудитория больше одного человека. Парадокс: ведь на самом деле во 
столько же раз больше вероятность успеха. Впрочем, говоря строго, наверное, не 
во столько же — я не силен в статистике, но все-таки здорово повышается по 
сравнению с индивидуальным. Мне ведь нужны не все, а хотя бы несколько человек, 
а они обязательно найдутся... Чем больше народу, тем больше шансов найти 
хороших сомнамбул.
    Это обычный глупо-нормальный невроз выступающего, который сам по себе есть 
социально-психологическая загадка. Страх не оправдать ожидания, не справиться с 
ролью... Страх за себя перед другими, за свой образ в глазах других... В конце 
концов не все ли равно?.. Ну не понравлюсь, ну не удастся, подумаешь, какая 
беда, ерунда по сравнению с вечностью. Не удастся один раз, удастся в другой... 
Да и не может не удаться... Всегда удавалось... (Аутопсихотера-пия.) Страх, 
подобный, в сущности, тем контрастным навязчивостям, которые лезут в голову 
моему П. Б. У психастеников он особенно силен, а я психастеник в порядочной 
мере. Выручает аутотренинг, самовнушение и сам процесс.
    Хорошо, когда есть ассистент.
    На одном из сеансов в записке, присланной во время предварительной лекции, 
была высказана гениальная догадка: «По-моему, вы уже начали гипнотизировать». Я 
не спросил, кто автор записки, но он мог быть либо отличным потенциальным 
сомнамбулом, либо душевнобольным, либо очень умным человеком.
    В самом деле, сеанс массового гипноза начинается задолго до того, как я 
произношу:
    —  Внимание...
    Он вовсю идет уже тогда, когда я говорю что-то получленоразделыюе о 
гиппокампе и подсознании и когда показывается знаменитый опыт Бэкона: 
какая-нибудь девочка держит в руках нитку с привязанным кольцом, думает о 
маятнике, а нитка раскачивается в такт мысли. (Идеомоторика.) Сеанс начинается 
с момента, когда люди начинают собираться в зале. С жужжащей раздевалки. С 
афиши, где крупными буквами написано слово ГИПНОЗ. Нет, еще раньше: с первых 
темных сведений, что существует такая штука — гипноз. Со смутных представлений, 
что есть некто знающий и умеющий, искусный и компетентный — специалист, 
авторитет, маг, колдун...
    Концы — в истории.
    —  Давай подальше, а то как гипнотизнет...
    —   А чего страшного?
    —   Не поддамся.
    —  Мессинга видел? Во работает!
    —  Они  сперва   всех  усыпляют.  Ты  меня   толкни, я тебя.
    —  Читал «Мастера и Маргариту»?
    —  Да ерунда, нет ничего, одни фокусы.
    —  В глаза ему не смотреть, и все.
    —  Любимец Рабиндраната Тагора.
    —  Это действует на одних психов.
    Знали бы вы, как мне помогаете, как гипнотизируете друг друга... Если еще 
не гипнотизируете, то уже внушаете. С больными трудней: они внушают друг другу 
в общем слабее, чем «нормальные» люди, потому что болезнь погружает каждого в 
себя. Но и у пациентов коллектив повышает внушаемость, и это может быть 
благотворно, особенно если подбираются достаточно однородные группы.
    Один и тот же механизм работает и во зло и во благо. Нередко успех или 
неуспех лечения определяется тем, кого встретит больной за дверьми кабинета, в 
коридоре, у себя дома или в гостях, оптимиста или пессимиста, того, кому 
помогло или кому стало хуже.  (Я уже не говорю: умного или дурака.)
    Или взять алкоголиков. Среди наших пациентов более коллективных товарищей, 
конечно, не найти. Обычно компанейские, свойские ребята, мастера на все руки, 
трезвые — просто прелесть, говорят даже об их «нажитой синтонности». Не знаю, 
насколько она нажитая и насколько имеет значение исходный тип. «Чем симпатичнее 
алкоголик, тем хуже прогноз», — заметил Консторум, известный наш психотерапевт.
    И это действительно так.
    Внушаемость алкоголика кажется беспредельной. Сомнамбулизм — очень часто, в 
коллективных сеансах — почти стопроцентный. Коллективная гипнотерапия с 
внушением, что алкоголь — это кошачья моча или еще какая-нибудь несусветная 
бяка, что пить больше совсем не хочется и т. д. и т. п., — обычно идет блестяще.
 Уже после двух-трех сеансов при одном, запахе водки (или его внушении) беднягу 
выворачивает наизнанку.
    Но вот алкоголик, трезвый как огурчик, выходит из клиники и попадает в 
компанию прежних дружков. Можно не продолжать. Внушаемость начинает работать 
наоборот. Действуют, конечно, не только дружки, не только механизм подражания и