проверить условные рефлексы, попросить нарисовать картины?.. Э, нет, тут уж, 
извините, приходится по-спартански, дело-то идет об ответственной профессии 
разведчика, космонавта... Вот и моделируют чрезвычайные ситуации, которыми 
богата профессия. А то ведь как получается: прекрасный работник, 
высококвалифицированный специалист, но вот настал критический момент, угроза 
аварии — и растерялся и делает не то. И тут может выручить совсем неопытный 
парнишка, который раз-раз — и сориентируется. Вот в таких только случаях, как 
многие теперь думают, и проявляется подлинный тип нервной системы: сильный или 
слабый.
    Может быть, и так, хотя категории «сильный» — «слабый» кажутся мне в 
применении к человеку малоуместными, слишком уж обобщающими. Не лучше ли 
говорить о разных типах реакции на разные ситуации? Тот, кто блестяще сработает 
в аварийной ситуации у пульта, может оказаться форменным нюней при аварии иного 
жизненного масштаба. Человек бесхарактерный, ненадежный, внушаемый, ну 
совершенный слабак, ликвидирует пожар, бросается в огонь, спасает людей... Нет, 
осторожнее насчет силы и слабости.
    Американские авиационные психологи разработали недавно шкалу «внутреннего 
беспокойства», в которую входит целая батарея тестов, в том числе анкета с 
утверждениями типа:
    когда я работаю, я бываю очень напряжен; иногда я теряю сон от 
беспокойства; я нервничаю, когда вынужден ждать; я более чувствителен, чем 
другие, и  тому  подобное,  всего  50  утверждений  с  ответами «да», «нет», 
«не знаю».
    Среди классных летчиков оказались и «высокобеспокойные» и 
«низкобеспокойные». Сравнили их. Выяснилось, что в заданиях обычного типа 
лучшие показатели у «высокобеспокойных», некоторые из них настоящие виртуозы. 
Однако в ситуациях непривычных, чрезвычайных заметно преимущество 
«низкобеспокойных». Правда, и среди «высокобеспокойных» есть такие, которые в 
самых отчаянных положениях остаются на высоте. Возникла мысль, что, кроме 
«общего» беспокойства, есть еще и специальное, «тестовое». Тот, кто заваливал 
экзамены, будучи хорошо-подготовленным, должен знать,  что это такое.
    Да, тест имеет свою психологию. Как бы ни был он испытан и изощрен, всегда 
остается импровизация, встреча личности и момента, никогда нельзя быть целиком 
уверенным, измеряет ли тест тестируемое свойство или что-то совсем другое: 
уважение к процедуре, нежелание попасться на удочку. Тест опасен и глуп, когда 
становится господином, когда создает у испытующего иллюзию знания, тестовый 
предрассудок, эдакую бюрократическую отгороженность. В США засилье тестов стало 
уже серьезной проблемой, и ловкие люди уже делают бизнес: «Готовлю к ответу на 
любую анкету...»
    Но тест необходим, когда он слуга, когда не подменяет, а дополняет живое, 
деятельное общение. Он, пожалуй, единственное пока в психологии средство, 
освобождающее мысль от сковывающих типологических стереотипов. Вот оно, кажется,
 долгожданное многомерие. Если раньше говорили: это такой тип, тот-то (холерик, 
экстраверт, шизотимик, шизофреник...), и человек сразу попадал в прокрустово 
ложе, то теперь: по такой-то шкале у него сегодня такой-то показатель. Завтра — 
не знаю.
    Научнее? Конечно. И менее обязывающе и более точно. Показатель может гибко 
меняться, а шкал может быть бесконечное множество. Выделяй какие хочешь, только 
дай обоснование и математический аппарат. И тип человека оказывается подобием 
розы ветров — некой равнодействующей всех его измерений.
    ...Я сижу за столом в ординаторской, передо мной большой каталожный ящик, 
как в библиотеках, и в нем карточки. На карточках написано:
    на улице на меня постоянно обращают внимание незнакомые люди;
    по утрам у меня часто плохое настроение и болит голова;
    я часто мою руки, чтобы избежать заражения; и в таком духе, всего штук 
пятьсот. И все карточки я должен разложить на три кучки: «да» ( + ), «нет» (—), 
«не знаю» (?). Вот и все, что от меня требуется. А коллега Березин завтра все 
это пропустит сквозь аппарат интерпретации, со всякими поправочными 
коэффициентами и скажет, кто я есть.
    Это самая солидная из современных тестовых батарей: так называемая 
Миннесотская Многофазная Анкета Личности. Назовем ее для удобства МАЛ.
    Составлялась она в течение нескольких лет. Брали тысячи клинических историй 
болезни, изучали здоровых, сопоставляли, вычисляли вероятности... Сложная 
математизация...
    И вот роза ветров, вынесенная на плоскость графика. Здесь измеряются ваша 
шизоидность и цик-лоидность, истероидность и ипохондричность, невротизм и 
синтонность, и еще всякие радикалы и свойства, связанные и не связанные с 
патологией, — их можно в разных вариантах процедуры убавлять и прибавлять. 
Разные показатели и независимы и вместе с тем гибко связаны, в аппарате 
интерпретации все это учтено.
    Вот и диалектика нормы и патологии. Да, нормально иметь некоторую долю 
шизофреничное и маниакальности, но это по тесту, а в жизни может не 
чувствоваться. Слишком низкие цифры психопатологических радикалов тоже 
подозрительны. Слишком высокие — могут указывать на болезнь или 
предрасположенность, но ничего не решают.
    Сравнить график МАЛ, клиническое и обыденное человеческое   впечатление  
весьма  любопытно.   Сразу получается что-то объемное, начинаешь смотреть на 
человека взвешеннее, критичнее. Один мой товарищ, блестящий журналист, по-моему,
 полнейший экстраверт и даже гипоманьяк, по МАЛ оказался интравертом. И тогда я 
вспомнил один разговор.