воли Алкоголик безволен в борьбе с влечением, но он сама воля в его 
удовлетворении. «Нехотяй» — человек с могучей волей к бездействию.
    А кстати — что это такое? «Много ходит по земле не-хотяев...» Расшифровка 
поэтических терминов—занятие из самых бездарных, но все же: кого имел в виду 
Хлебников? Того, кто не хочет?  Не умеет хотеть?
    Не один и не двое приходят мне в голову с этим словом, вижу целую галерею. 
Условно можно выделить отдельные типы.
    Вот исконный, первичный: нехотяй от истинного нехотения. Он и хотел бы 
хотеть, да не может, и рад бы огорчиться, что не умеет хотеть, да не способен 
испытывать огорчение. Волевой тонус всегда на нуле. Все до лампочки. Нет и 
намека на «спортивную злость». Прохлаждается. Существует. Хроническая спячка и 
медузообразное растекание. Быть может, это просто Обломов в крайнем выражении. 
Но таких очень мало, это почти болезнь.
    Другой, более распространенный, — тип философического нехотяя, от 
разочарованного ума. Все помрем, все ничто по сравнению с вечностью. Ничто не 
предсказуемо, все пойдет не как хочется. Стоит ли утруждаться? Не все ли равно?
    Третий, самый многочисленный, — нехотяй от неуверенности, меланхолический. 
Он, быть может, и хочет, и даже здорово хочет кое-чего, да боится. Боится 
неудачи, а потому и желания пресекает. Сидит в своей раковине. Мучается, но не 
высовывается, а высунувшись, сразу прячется. В конце концов, если и дальше дело 
идет так, он постепенно переходит во второй, а то и в первый тип. Случайный 
успех, однако, может все изменить.
    Наконец, нехотяй сангвинический, которого правильнее было бы назвать 
всехотяем. Неустойчивый, отвлекаемый, вечная жертва соблазнов... Гонится сразу 
за сотней зайцев. Движется по касательной. Вечный ученик, восторженный и 
непоследовательный. Его, как пробку, выталкивает из проблемы, едва он достигнет 
той глубины, где необходима самостоятельность и конкретность (быть может, в эти 
моменты он превращается в нехотяя предыдущего типа). Именно «всехотяй» всегда 
пребывает в самых трагических неладах со временем: он вечно занят, куда-то 
спешит, у него полно неотложных дел, то и дело он судорожно спохватывается и 
исчезает. Дает обещания и не выполняет, берется и подводит.
    В моменты, когда припирает и некуда ускользнуть, он развивает бешеную 
штурмовщину и иногда успевает, а чаще нет; он бьет себя в грудь и ежедневно 
начинает новую жизнь. Это гений неорганизованности, остерегитесь полагаться на 
него в серьезных делах! Единственное, пожалуй, что можно, — это взять его за 
шиворот и велеть делать тут же, на месте, но как раз здесь он и может проявить 
сокрушительное упрямство.
    Нехотяй любого типа может быть весьма одаренным человеком, обладать тонким 
умом, юмором, всем, чем угодно, — но он ничего не добьется. Даже везение редко 
идет ему впрок. Он не достигает цели, путь к которой, быть может, видит лучше 
других. Его оставит далеко позади человек скромных способностей, но с высоким 
волевым тонусом. На него сядет верхом решительная бездарность, умеющая хотеть, 
но не умеющая определить, чего именно хотеть следует. (Но, впрочем, далеко не 
уедет.)
    Признаемся же: каждый из нас, почти каждый — нехотяй в той или иной степени,
 в той или иной области. Но — да поверит читатель частичному нехотяю смешанной 
разновидности — разница между «волевой натурой» и «нехотяем» той же природы, 
что и разница в развитии мускулов между атлетом и человеком, проводящим жизнь в 
неподвижности. Полная нетренированность, но не полное отсутствие возможностей...
 Основная причина безволия — стойко укрепившаяся вера в него, то есть неверие в 
свою волю, стойкое отрицательное самовнушение. Все та же неуправляемость 
подсознания... Но вера в свою волю — величина не постоянная, а переменная, и 
доказывают это, между прочим, срывы в безволие, бывающие изредка и у самых что 
ни на есть волевых натур.
    
    ЕЩЕ РАЗ О ГЕНИЯХ
    
    Напомним, что титул «гений» присваивается людям людьми (если не считать 
случаев, когда он присваивается самолично), с ним не рождаются и, как 
показывают биографии гениев, не передают по наследству. По правде сказать, 
телячьи восторги по поводу гениальности основательно надоели. Мы подойдем к 
этому не затем, чтобы еще раз поблагоговеть, а с утилитарных позиций. Итак, что 
есть гений?
    Обычно в это слово вкладывается два переплетающихся смысла. Один — 
социально-исторический: гений — тот, кто делает нечто сверхзначимое, 
исключительно важное, ценное. Поворотный пункт, открытие, эпоха...
    Другой — психобиологический. Человек с возможностями, неизмеримо   
превосходящими   средние.    Высшая степень одаренности, загадочный психический 
феномен. Но не гений загадка, а торжество посредственности. Действительно, при 
общении   с   гением — будь   это романы Толстого  и  Достоевского,  стихи 
Пушкина  или картины Рембрандта, был ли сам гений здоровым    или больным — нас 
не покидает чувство естественности. Это чувство говорит нам: только так, иначе 
нельзя.
    Удивительно, что именно это чувство и лежит в основе нашего плохо 
осознаваемого убеждения, что гениальность — явление сверхъестественное. 
Сверхъестественная естественность?
    Не в том ли дело, что полное проявление естественного в творчестве такая же 
чрезвычайная редкость, как полная гармония телосложения, как идеальный 
характер?
    Могут заподозрить, что автор — один из тех, кто обольщает наивных, будто