разных людей не одинакова и зависит от прирожденной живости интеллекта и чувств.
 Но уверен, что эта способность может быть развита каждым. Ведь это своего рода 
инстинкт, и наиболее полно развертывается он в детстве и юности.
    Итак, первая задача — найти хорошего антипода по тому качеству, которого у 
вас не хватает. Вторая — максимально «подогнать» себя под него. «Подогнать» не 
вообще, а именно по нужному качеству, избирательно!
    Так, прицельно, не грех подражать даже врагу. Но, разумеется, лучше другу, 
человеку близкому, высоко ценимому. Окрашиваясь положительными эмоциями, 
подражание приобретает естественный усилитель. Главная трудность, повторяю, в 
том, чтобы отделить внешнюю сторону от внутренней.
    Такую ошибку в свое время делали некоторые ученики Корсакова. Корсакову 
была свойственна теплая, мягкая, сочувственная манера общения с больным. Это 
было заложено в глубине его натуры, и сила его искренности действовала 
неотразимо. Ученики же, пытавшиеся его копировать, впадали в слащавость и 
сюсюканье, тон их был неискренен, что больные сразу и всегда чувствовали, хотя, 
быть может, и не всегда сознавали. Это вредило. Только ближайший сотрудник — 
Сербский, преданный Корсакову как никто другой, боготворивший его и следовавший 
ему во всем, внешне никогда ни на йоту не подражал своему великому руководителю.
 Сербского называли «alter ego» — «вторым «я» Корсакова, но его манера 
обращения с больным была внешне прямо противоположной: деловитой, строгой, 
сухой и даже слегка грубоватой. И все же больные сразу и бесповоротно 
доверялись и любили его. Они чувствовали его искренность, потому что этот 
человек оставался самим собой.
    Нет, дело не в копировании!
    При внутреннем подражании интуитивно ухватывается логика чувств и поведения 
другого человека. Это и вводится в собственную индивидуальность и становится ее 
частью. Внешние проявления при внутреннем подражании, конечно, меняются, но они 
оказываются естественными. Сложные психические качества вводятся сразу, целиком.
 Используются интуитивные, малодоступные сознанию умозаключения, вернее 
«чувствозаключения», основанные на реальных восприятиях и следах памяти.
    Ведь в общении с каждым человеком мы воспринимаем и чувствуем гораздо 
больше, чем можем выразить. Не только голос, жесты и манеры, но и некие 
обобщенные сгустки всего психического склада, множество «человекоощущений» — 
все это откладывается в нас и неосознаваемо лепит образ...
    Вот один пример.
    «Стало совсем плохо после того, как двое парней на улице отпустили 
нелестное замечание в адрес моей внешности... После этого жизнь стала просто 
невыносимой, никуда не выходила, ни с кем не общалась... Но случилось 
невероятное. Я познакомилась с женщиной, внешне почти безобразной, но чем-то 
удивительно привлекательной... Она сказала мне: «Я прекрасно знаю, что собой 
представляю, уродливее меня поискать, ты в сравнении со мной — красавица. Но я 
поняла одно: на тебя смотрят так, как ты сама на себя смотришь. Стоит только 
почувствовать себя обаятельной, и тебя будут считать такой. Но это надо уметь». 
И она умеет!.. Это придало мне какую-то смелость. Терять было нечего. Я начала 
играть эту женщину, все время подставляла ее вместо себя. Ходила легко, 
улыбалась, даже кокетничала... И вскоре заметила, что на меня смотрят 
по-другому...» (К., библиотекарь.)
    А вот пример самовнушенного «переноса» себя из одной ситуации в другую.
    «Именно с ней мне больше всего нужна была спокойная уверенность. Но как раз 
с ней я ощущал в себе и слабость, и детскость, и виноватость, откуда-то все 
время вылезало мелкое уязвленное самолюбие — все, что угодно, кроме достоинства.
.. То ли она мне это внушала своими ожиданиями, то ли я их поддерживал в ней 
своим поведением... Во всяком случае, с другими я чувствовал себя совершенно 
иначе: естественнее и увереннее. Но вот как-то раз я пришел к ней в том особом 
блеске, в который меня приводило общение с М. Мне стало тоскливо в предчувствии 
очередного падения, но фейерверк не был израсходован, и отчаянно захотелось 
продлить. Я вдруг решился представить себе, что продолжаю общаться с М., а не с 
ней... Если бы она знала! Но она ни о чем не догадывалась, только, быть может, 
незаметно для себя повела себя как-то иначе, а я ощутил проблеск иного 
самочувствия и в первый раз взял инициативу тона...»
    Да, психика — инструмент, который никогда не играет на одной струне, в 
каждом — множество. Но некоторые могут промолчать всю жизнь, так и не издав ни 
звука, а между тем они-то, может быть, самые ценные... Слушать себя и других — 
слушать и сравнивать в разных звучаниях. Не уставая перебирать, никогда не веря,
 что все исчерпаны...
    
    А ЕСЛИ НЕТ ВОЛИ?
    
    «Я не могу заниматься аутогенной тренировкой, потому что для меня не 
существует слова «надо». Я могу делать только то, что мне хочется. И даже этого 
не могу делать, если мне лень, то есть ничего не хочется. Как же мне выработать 
силу воли? Ведь для этого я должен заставить себя что-то сделать, а это как раз 
невозможно. Вот и выходит: чтобы выработать волю, надо ее иметь. Нет, что кому 
дано, то с ним и будет. Горбатого могила исправит».
    Тут уж и в самом деле похоже на случай, когда помочь нечем.
    Но надо все же заметить, что абсолютно безвольных людей не бывает. Это 
доказывает всесветный опыт лентяев, которые проявляют изумительную 
работоспособность во всехтех случаях, когда необходимо обеспечить себе 
возможность ничего не делать. Если определить волю как психическую силу, 
преодолевающую препятствия, то люди различаются только по направлению своей