Одновременно резко усиливается значимость своего образа в глазах других, 
повышенная заинтересованность в мнениях и оценках, проявляющаяся в частичной 
утрате детской непосредственности.
    Это нельзя не поставить в связь с половым созреванием — мощным 
физиологическим стимулом зрелости социальной. Проблема внешности... В душу 
непрошено вторгается «обобщенны. Другой», «обобщенный Он или Она» и 
подкарауливает на каждом шагу Адом неодобрения... Раньше, в детстве, был лишь 
зачаток этого: для стойкого пребывания в мозгу Другого не было еще достаточно 
созревших нейронных цепочек. Другой внутри нас — это и есть оценка.
    Определенно, некоторая доля застенчивости нужна; когда ее нет, дело скверно.
 Мне не приходилось встречать ни одного нормального подростка или юношу, 
самооценка которого при всех наслоениях внешней бравады не была бы заниженной. 
Правда, «сверху» на это накладывается еще и диссонанс между проснувшимся 
стремлением к самостоятельности и фактически полной зависимостью — но кто 
отделит одно от другого?..
    Видимо, и при некоторых патологических состояниях лобные доли работают 
слишком сильно, неуправляемо сильно... Человек не «сходит с ума», а, наоборот, 
слишком «входит» в ум, и, быть может, расковывающее действие рюмки вина связано 
с химической блокадой лоб-но-подкорковых связей: маленькая кратковременная 
модель отсечения  «лишних»  лобных долей...
    Понятнее теперь и то, почему высокий творческий потенциал столь часто 
сочетается с явной избыточностью отрицательных эмоций, а самая легкая степень 
лобной недостаточности (при болезнях или после операций) проявляется в утрате 
творческого компонента способностей. Человек может прекрасно справляться с 
прежней работой, сохранять все профессиональные навыки и даже повышать свою 
производительность — и, однако, с принципиально новой задачей он уже не 
совладает; специальность, требующую новых подходов, не освоит и ничего никогда 
не изобретет.
    В сущности, так же, но более тонко проявляется легкая лобная 
недостаточность у так называемых «салонных дебилов». Эти люди, не столь уж 
малочисленные, могут иметь великолепную память, быть весьма образованными, 
практичными и хитрыми, проявлять недюжинные частные способности, например 
ораторские, шахматные или музыкальные, однако обнаруживать блистательную 
неспособность во всем том, что требует принципиально новых, не встречавшихся им 
ранее типов решений. Все типы решений они заимствуют у других, иногда очень 
ловко. В компании такой человек может быть интересным и очаровательным 
собеседником, покуда не выясняется, что это человек — пластинка. А иной раз 
весь дефект проявляется лишь в недостатке чувства   юмора.
    Возможно, именно небольшие различия в эффективности лобных механизмов 
определяют, выглядит ли человек как «вообще умный» или «вообще неумный», 
«творческий» или «нетворческий», независимо от степени образования и 
направления интересов. Но чем выше поднимается шкала измерения, чем дальше от 
грубой нехватки, тем осторожнее приходится говорить о врожденном компоненте: 
вероятно, очень часто встречается и то, что можно назвать «лобной 
нетренированностыо»: не принципиальная неспособность к творчеству, а 
нетворческая установка, укрепившаяся и ставшая второй натурой. Есть, видимо, и 
люди, умственная недостаточность которых возникает как результат тяжкого 
бремени воспитания. Их потенциальное творческое «я» с самого детства жестоко 
забивается. В таких случаях остается возможность наверстать упущенное. Ведь 
несомненно, например, что и способность воспринимать юмор поддается развитию. 
Нет, не в том дело, что человек выучивает, когда надо и когда не надо смеяться, 
в определенный момент он может почти нечаянно открыть для себя юмор. Я знаю 
такие случаи, иногда это оказывается прекрасным средством лечения. Правда, в 
несравненно меньшей степени поддается развитию остроумие — способность 
продуцировать юмор...
    Когда лобная патология выражена отчетливее, возникают расстройства высших 
форм социального поведения. Все может идти нормально, покуда человек не 
оказывается в ситуации, когда ему надо быстро соотнести свое поведение с 
восприятием других людей — только не по привычному автоматическому шаблону,   а 
  наново,   применительно именно к данному моменту. Так может совершиться 
аморальный поступок и преступление. Отличием таких поступков от «здравых» 
преступлений будет направленный элемент нелепости, явный недоучет последствий. 
Иногда в этом разобраться не просто, таких людей осуждают и наказывают...
    Очень похоже, что существуют «лобные» шизофрении, при которых работа лобных 
долей извращается: видимо, одним из ее вариантов и страдал математик, 
собиравшийся пустить под откос поезд. При высоком развитии формального мышления 
у него было глубоко расстроено мышление социальное, в котором всегда должны 
учитываться эмоции других людей...
    При еще более выраженной лобной патологии возникают резкие 
эмоционально-волевые нарушения: то стойкая апатия с полной безынициативностью и 
безучастностью (и главное, с отсутствием осознания этого состояния), то 
блаженная дурашливость и неуправляемые импульсные поступки. Далее расстройства 
последовательных, целенаправленных действий, имеющих хоть малейший элемент 
нестереотипности, грубое расторможение низших влечений.
    Вряд ли, конечно, прав тот журналист, который после легкого знакомства с 
лобной клиникой заявил, что гений — это всего-навсего тот, у кого лучше всех 
работают лобные доли. Уж слишком просто. Но элемент истины есть. В Англии 
интеллектуалов зовут «высоколобыми», в Америке — «яйцеголовыми»...
    Хотя, конечно, встречаются весьма выдающиеся люди с небольшим черепом и 
легким мозгом, все же статистически среди гениев преобладают люди церебрального