прибора. Под лупой пылинка. Дать увеличение посильнее, и вот уже оказывается, 
что это живой организм, какая-то инфузория. Еще сильнее — и это безмерно 
огромный  агрегат органических  молекул...
    Впечатление сложности или простоты зависит, видимо, от того, какая 
«разрешающая способность» ума интуитивно принимается за достаточную для решения 
задачи. И наверное, наиболее выгодна готовность ума в любой момент рассмотреть 
одно и то же и как бесконечно сложное, и как предельно простое, памятуя об 
относительности и  гибко  регулируя  «разрешающую  способность».
    Приняв это, мы, быть может, несколько по-иному оценим и трудности 
построения теории психики. Нет, не в том дело, что мозг сложнее атома; каждый 
из них конечен извне и бесконечен изнутри. И неверно, что сложное всегда 
складывается из более простого: взводом солдат управлять проще, чем каждым 
солдатом в отдельности. Теория психики в том виде, в каком она могла бы нас 
удовлетворить, должна быть построена на уровне весьма высокой «разрешающей 
способности» ума, хотя бы на порядок выше, чем таковая обыденного общения. Ведь 
теория психики нужна нам в основном для того, чтобы сделать общение более 
совершенным. А в общении то и дело приходится решать задачи, лежащие где-то у 
пределов естественной «разрешающей способности» разума.
    Не потому ли все предлагавшиеся до сих пор общие теории психики страдали, с 
одной стороны, чрезмерной узостью и частностью, а с другой — чрезмерной 
обобщенностью? Не потому ли до сих пор не удается, пользуясь этими теориями, с 
необходимой точностью предсказывать поведение людей? Мы просто еще не научились 
видеть всего человека в том обилии измерений, которые требуются.
    Итак, будет ли ошибкой сказать, что человек — это особая машина, точнее 
агрегат из многих машин, ни к одной из которых в отдельности человек несводим? 
Машина с громадным «пространством степеней свободы» (есть такое математическое 
понятие) — с пространством, которое и дает простор для неповторимости, 
непредсказуемости и способности к саморазвитию? Будет ли ошибкой назвать 
человека машиной, конструктором которой была эволюция, а наладчиком служит 
общество себе подобных?
    Думается, ошибки не будет. Можно определить человека и через понятие 
«машина». Правда, старой терминологией пользоваться как-то проще, теплее, 
спокойнее.  Человек  противопоставляется   машине   не   только своей 
сложностью. Противопоставление проходит и по эмоциональной линии. Машина, 
дескать, бесчувственна, она механически делает свое дело, а человек устает, 
страдает, любит, сочувствует, смеется и негодует.
    Однако позвольте, разве все эти качества не имеют вполне материальной, 
физиологической подоплеки? Усталость, капризность? У механической машины этого 
сколько угодно, только выражает она это по-своему: машины, если только люди 
желают, чтобы они работали хорошо, тоже требуют сочувствия и любви. Слов — вот 
чего им пока не нужно, но нельзя исключить, что и это понадобится. Машины — это 
дети человечества, дети-рабы. С самого начала человек создавал их для 
продолжения и совершенствования своих собственных функций, то есть частично по 
своему образу и подобию. Но подобия все больше и больше... Гениальный лентяй не 
успокоится, пока машина не будет уметь делать все, что умеет он, и сверх того.
    Для науки «машинное» представление о человеке плодотворно, потому что дает 
единственную надежду разобраться в материальных процессах, происходящих в 
организме и мозгу. Кибернетика имеет полное право рассматривать биологические 
системы и в том числе человека как особый класс автоматов, если при этом не 
упускается качественная разница и особые принципы автоматики жизни. Такое 
«омашинивание» человека равнозначно причинному подходу и нимало не 
оскорбительно. Поистине: назови хоть горшком, только в печку не суй. Поломки 
мозговой машины видит и психиатр, и ему особенно необходимо сочетать «машинный» 
подход к человеку  и  человечески-личностный.
    Установив такое взаимное соотношение понятий «машина» и «человек», мы 
приходим к выводу, что вопрос: кто же мыслит, машина или человек? — просто 
бессмыслен. Разрешается и вопрос: возможно ли у машины то, что называется 
«качеством субъективности»? Возможно ли машинное «я», машинная «личность»?
    Ответ: да. А если нет, то тогда надо признать существование нематериальной 
души.
    Вряд ли стоит биться над вопросом, что является мышлением и что не является 
им. Когда мы спрашиваем, как человек мыслит, нас интересует все, что происходит 
в его мозгу: ведь даже умение забивать голы зависит не только от ног.
    
    ИНСТИТУТ! ПРОГНОЗОВ
    
    Кошка уже давно дремлет в экспериментальной кабине, а перья 
электроэнцефалографа шуршат и шуршат по ползущей бумаге. Раздается щелчок, 
кошка открывает глаза и настораживается, перья подскакивают, делают несколько 
бодрых взмахов и снова продолжают трудиться равномерно и неторопливо, как 
заправские писари. Щелчки повторяются... еще и еще... Перья подскакивают, но 
ленивее... Наконец, словно окончательно махнув рукой на щелчки, они продолжают 
шуршать с полной невозмутимостью. Кошка подремывает. Ориентировочная реакция 
угасла. Что толку реагировать, если эти звуки не несут никакой информации?...
    Но что такое? Почему перья подпрыгнули, словно ужаленные, а кошка опять 
открыла глаза и навострила уши? Ориентировочная реакция. Но где раздражитель? 
Щелчки  прекратились.  Реакция — на  отсутствие?
    Это легко понять, если допустить, что в мозгу кошки есть механизм, 
прогнозирующий ближайшее будущее. Принцип его действия не так уж сложен. 
Прогнозируется именно то, что происходит в данный момент. Что повторяется, то и