|
Да, сказано вполне точно: ЛСД — это психическая ядерная бомба, и не зря,
очевидно, им всерьез заинтересовались военные ведомства США и некоторых других
стран. Килограмм галлюциногена — и сходит с ума 100-миллионная армия.
Колоссальная проникающая способность, огромное избирательное тяготение к
нервной ткани. Райские и адские переживания в причудливейшем смешении.
Предвидеть реакцию на ЛСД невозможно: от нескольких минут до нескольких лет, от
полного отсутствия действия до фантастических психических катаклизмов. Сколько
людей, столько и разных реакций на ЛСД — вариаций на тему безумия. Пожалуй,
главное общее переживание — ощущение изменения «я», то грандиозно-мистическое,
с чувством огромной внутренней мощи, то жутко-катастрофическое. Может быть, это
то чувство разобранности, которое испытывал бы, умей он чувствовать, магнитофон,
если бы какой-нибудь юный техник начал переделывать его в телевизор.
А наблюдатель видит лишь обычного человека, ведущего себя с той или иной
степенью странности или даже без оной.
Одна из причин ажиотажа - • химический самообман. Как раз у тех людей, у
которых ЛСД вызывает впечатление необычайного обострения чувств, невероятной
мощи мышления, постижения неземной красоты, — как раз у этих людей при
обследовании все объективные показатели оказываются не повышенными, а
пониженными. Художники, например, под воздействием ЛСД рисуют не лучше, а хуже,
хотя им кажется, что ЛСД открывает им тайну искусства. Такая самопереоценка —
просто один из симптомов психоза, похожий на те, что приходится наблюдать у
настоящих душевнобольных. Но такое состояние запоминается и вызывает
некритический энтузиазм. Есть целые группы энтузиастов, в основном среди
зарубежных деятелей искусства и литературы и особенно среди американских
студентов, которые серьезно уверовали, что ЛСД разрешит их проблемы и откроет
новые горизонты.
Навряд ли. Вся экзотика разворачивается в мозгу и только в мозгу.
Реальность остается реальностью. В лучшем случае прием психотомиметика может
быть встряской, равносильной хорошему путешествию. В худшем — привести к
психической инвалидности. Пожалуй, более обоснован энтузиазм психиатров.
В отдельных случаях ЛСД, как и другие галлюциногены, улучшает состояние
душевнобольных. У других больных, которых, казалось, ничто не может вывести из
однообразного состояния, ЛСД вызывает обострение, после чего наступает
некоторое просветление. Некоторым невротикам галлюциноген помогает выговориться,
сбросить с себя груз прошлого...
Больные с типичными формами шизофрении обычно устойчивее к влиянию ЛСД, чем
здоровые люди. Это снова наводит на мысль, что у больных в мозгу есть
собственные галлюциногены, которые не пускают пришельца, как ключ, вставленный
в замок, не пускает ключ с другой стороны. Некоторые из препаратов, применяемых
для лечения тяжелых психозов, препятствуют и действию ЛСД.
Замена одного атома ЛСД бромом превращает мощный психотомиметик в хорошее
успокаивающее. Если дать его перед введением настоящего ЛСД, психоза не будет,
замок закрыт!
ЛСД и другие психотомиметики, действительно, моделируют «естественные»
психозы. Но и при этих тяжелых отравлениях мозга картина психоза не
определяется одной химией. Ее рисуют множественные слои личности, в ней
преломляется весь психический склад, судьба, ситуация...
В одной американской лаборатории наблюдали за действием ЛСД на двух группах
добровольцев. В одной из них мотивом согласия на эксперимент было желание
больше узнать о науке, о сумасшествии, о себе (короче, все то же здоровое
любопытство) и стремление принести пользу людям, науке (бескорыстное
самопожертвование). Мотивом второй группы было денежное вознаграждение
(здоровая необходимость).
И что же?
Вторая группа при той же дозе дала гораздо более бледные психические
нарушения. Одно из двух: либо материальная заинтересованность служит
психическим предохранителем, либо в платной группе собрались люди, более
непробиваемые.
Эксперимент доктора Лапина из Ленинграда впечатляюще вскрывает некоторые
интимные связи мозгового химизма с общением. Сидевшие каждая в своей клетке
мыши, которым вводили возбуждающее вещество (фенамин), становились активнее,
развивали интенсивную ориентировочно-исследовательскую деятельность, но и
только. Все кончалось благополучно. Те же мыши, при той же дозе того же
средства, помещенные в общую клетку, впадали в настоящий психоз и возбуждались
настолько сильно, что через некоторое время почти все погибали.
Вряд ли одна биохимия сможет распутать все причинно-следственные цепочки
множества разных болезней, объединяемых ныне под названием «шизофрения». Что
только не делали с шизофренической кровью, с мочой, со спинно-мозговой и
прочими жидкостями. И разлагали на сотни компонентов, выпаривали,
экстрагировали и вводили уже, кажется, всему миру: и растениям, и паукам, и
собакам, и кошкам, и здоровым добровольцам — людям. И конечно, находили все
признаки отравленности: горох замедлял рост, пауки забывали плести паутину,
головастики не хотели превращаться в лягушек, собаки застывали в каталепсии,
кошки начинали бояться мышей, мышам не нравился шизофренический пот, а люди...
Да и здоровые добровольцы в некоторых экспериментах после введения
«шизофренического экстракта» на короткое время проявляли симптомы психоза, их
даже снимали в кино.
Да, кажется, что-то есть. Но что-то неуловимое, нечеткое, ненадежное...
Эксперименты на людях похожи пока на миражи: в контрольных независимых
опытах их не удается воспроизвести. Сенсационный шизофренический «тараксеин» —
|
|