это нравится... Бог есть любовь, и поэтому любовь есть бог...»; «я не могу 
объяснить словами, что со мной происходило, как я не могу разъяснить звучание 
высокого «до» человеку, глухому от рождения».
    «Представ перед троном, выглядевшим как в судный день... я впал в 
паническое состояние. Внезапно я почувствовал, что меня заводит слишком далёко, 
хотя и в область большой красоты и более глубокого значения».
    «Я распадаюсь по швам. Я раскрываюсь, как красивый желтый-желтый апельсин! 
Какая радость! Я никогда не испытывал подобного экстаза! Наконец я вышел из 
своей желтой-желтой корки апельсина. Я свободен! Я свободен!»
    «Все разваливается на куски. Я разваливаюсь. Сейчас случится что-то ужасное.
 Черное... Черное... Моя голова разваливается на куски. Это ад. Я в аду. 
Возьмите меня отсюда! Возьмите!»
    Это записи впечатлений нескольких здоровых людей, познакомившихся с 
синтетическим королем современных психотомиметиков — ЛСД (диэтиламид 
лизергино-вой кислоты).
    Все то же химическое семейство индолов. И однако, ."ЛСД так же относится... 
к другим древним и современным веществам, влияющим на мозг... как атомная 
^•омба... к древнему тарану... Он выглядит по сравне-мию с ними как пик 
Гималаев на фоне песчаного холма».
    ЛСД открыл тот же Гофман. Выскочив из пробирки, джинн, как водится, в 
первую очередь напал на своего освободителя. В течение нескольких часов он 
убедительно демонстрировал Гофману его собственный труп из пространства, где в 
это время витал другой Гофман, живой, а затем удалился, оставив после себя 
ненадолго лишь видимые звуки, и отправился путешествовать.
    
    
    
    ОДИН ИЗ ЗАХОДОВ 
    
    Английский психолог Гарри Ашер был одним из тех, кого побудило принять ЛСД 
здоровое любопытство к нездоровым явлениям психики.
    «Я уселся в кресло, и мне дали мензурку с жидкостью, в которой была одна 
тридцатимиллионная грамма ЛСД. Спустя полчаса препарат должен был начать 
действовать.
    Прошло 30 минут, и врач спросил меня, чувствую ли я что-нибудь.
    —  К сожалению, ничего, — отвечал  я. — Ужасно меня тошнит,  но это, видимо,
  ничего не значит.
    Кстати, именно тошнота — первое проявление действия ЛСД.
    —  Может   быть,   мы   отправимся   погулять   по   парку, — предложил я 
через несколько минут. — Времени у нас много, и делать нечего.
    Лишь потом, когда я стал анализировать свои ощущения, я сообразил, что не 
выношу прогулок, и в самом предложении прогуляться уже сказалось 
действие-препарата.
    Шли минуты.
    —  Нет ли  у вас  каких-нибудь необычных  зрительных ощущений? — спросили 
меня.
    Я выглянул в окно.
    —  Ничего особенного. Правда, вон у той фабричной трубы посредине что-то 
вроде солнечного зайчика, словно я смотрю на нее сквозь призму, но это неважно, 
— отвечал я.
    Сейчас я чувствовал себя превосходно, был полон энергии, находился в 
состоянии подъема, хотелось смеяться, и я смеялся так неудержимо, что у меня 
начали болеть мышцы шеи и груди.
    Потом появились нелады со зрением, особенно в том, что касалось глубины 
пространства. Весьма позабавил меня вид одного из ассистентов, который носил 
очки. Они казались мне далеко выдвинутыми вперед, а лицо отодвинутым назад.
    —  Вы понятия не имеете, как вы смешно выглядите, — сообщил я ему, лопаясь 
от смеха.
    Неожиданно хорошее настроение у меня исчезло. Тошнота усилилась, зрительные 
нарушения стали мучительными. Я был болен.
    Мне казалось, что ноги мои очень маленькие и находятся страшно далеко, 
словно бы я смотрел на них в перевернутый бинокль. Но тут же они оказывались 
где-то под самой шеей и выглядели огромными. Ходьба в таких условиях была 
трудным искусством, к тому же у меня были трудности с сохранением равновесия, 
поскольку изменения в размерах ног и их расстояний от меня происходили все 
быстрее и быстрее.
    Я направился по коридору в туалет. Путешествие оказалось недолгим. Длина 
коридора менялась несколько раз в минуту. Расстояние до моих подошв тоже. Кроме 
этого, менялись мои собственные размеры. Все растягивалось и сокращалось, как 
мехи гармошки. И все-таки я продвигался вперед.
    Когда я вернулся в лабораторию, меня подвергли новому эксперименту: усадили 
в кресло, а напротив установили  источник света,  который  с  помощью 
механического устройства можно было зажигать и гасить через любые интервалы 
времени. Лампа эта мигала довольно быстро, что не было болезненным, но все же 
достаточно неприятным. Меня спрашивали, что я вижу. Я видел разные вещи, но 
больше всего меня поразила чья-то белозубая улыбка в самом центре лампы. Мне 
казалось, что оттуда выглядывал и глаз.
    Мне велели лечь и закрыть глаза, а весьма симпатичная медсестра начала 
светить мигающей лампой на мои прикрытые веки, попросив говорить о своих 
ощущениях. Когда мы дошли до скорости 23 вспышки в минуту, появились очень