образуются внутри защитные светофильтры. Люди самые впечатлительные часто 
кажутся самыми равнодушными, в том числе и самим себе. Внутренние кольчуги и 
панцири, окостеневающая броня. И как костные мозоли и раневые рубцы, избыточно 
разрастаясь, могут коверкать и неповрежденные ткани — так и раны душевные... 
Первые очки врастают в глаза.
    Наверное, вы перестали чувствовать любовь к матери, когда сами 
засомневались в ее любви или сочли эту любовь глупой и разрушительной, что 
могло быть и правдой. С этого времени вы и начали защищать свое маленькое «я», 
чтобы его не потрясали вторжения; а любовь к матери была главными входными 
воротами... Заперли, заколотили. Вы были маленьким и еще могли пролезть в 
какую-то щель в подворотне; но теперь, когда выросли...
    Этот «любящий альтруист», которым вы становились, — ребенок, просто ребенок,
 наивный и порядком забитый. Малыш этот хочет, но НЕ УМЕЕТ быть добрым, не 
знает — как. Любить кого-то, думает он, — значит исполнять все его желания; 
быть добрым — значит уступать, не отказывать, не обижать.
    Это альтруизм?
    Нет, детские каракули.
    А есть в мире и полотна Рафаэля...
    В. Л.
    Созвездие девы
    Письма от одиночек женского пола. Сказать, что их много, — значит ничего не 
сказать. Эпистолярная активность неустроенных представителей не столь 
прекрасного пола, впрочем, ничуть не меньше и в откровенности не уступает. Одно 
время беспокоился, что придется открывать брачную контору на дому: косяками шли 
моления о сватовстве и консультациях по выбору спутника жизни, ломились в дверь.
 Знакомый астролог объяснил, что это такой сезон: Венера вошла в Созвездие Девы,
 а Марс возбудился.
    Несколько возгласов из женского хора. Отвечает на них сотрудница автора, 
называющая в одном из писем свое имя. Образчик из школьной серии (Омега под 
вопросом).
    Уважаемый Недосягаемый!
    Вам пишет обыкновенная закомплексованная уродина. Случай не такой уж 
тяжелый, ведь эта «уродина» прекрасно знает, что у нее отличная фигура, 
красивые, хотя и небольшие, раскосые глазки, очаровательная ямочка на 
подбородке, длинная шейка. Я этому верю, когда мне говорит об этом мама, я даже 
вижу это, когда подхожу к зеркалу. Но куда же все это девается, когда я в школе,
 на дискотеке, когда, наконец, я вижу человека, который мне нравится? Я 
мгновенно превращаюсь в уродину, я ощущаю себя длинной, тощей или, наоборот, 
жирной. То вдруг у меня маленький, до слез маленький бюст. То вдруг кажется, 
что все-все-все, кроме мамы, меня ненавидят. Вот недавно уже с пятой подругой 
разругалась. Я никогда не дружила с мальчиком, и у меня есть опасения, что я 
вообще останусь старой девой. А нравятся мне буквально все. И стоит кому-нибудь 
уделить мне хоть вот столечко внимания, я в него чуть ли не влюблена и уже 
представляю, как мы с ним гуляем по парку или как он пригласит меня танцевать.
    Знаете, мне уже 16 лет, я в девятом классе, отличница, за это меня 
презирают. А сейчас я вам назову точную цифру, сколько раз меня пригласили 
танцевать. Так: 21 раз, 12 человек (в том числе и одноклассники, и вся 
шухоботь). Скажите это нормально? И то, что я в таком возрасте еще не сбилась 
со счета? Один раз меня провожали домой с дискотеки, но трудно назвать такую 
девушку, которую этот человек еще не провожал.
    Я пробовала развивать общительность при помощи телефона, но мама закатила 
мне такое! Говорит, это подсудное дело. Может быть, я не совсем правильно это 
делала?
    Кстати, о маме. Только она говорит мне, что я красивая, умная, что у меня в 
жизни все правильно, что любовь придет, что бюст (пардон) со временем будет. И 
если я еще не повесилась с тоски, то это ее заслуга.
    Чего я от вас-то хочу?! Я не знаю, не знаю, но помогите же мне! Хотя чем вы 
можете мне помочь? Словом? Неустанные мамины уговоры на меня почти не действуют.
 Только я сама могу победить свою неуверенность в себе, свою 
закомплексованность, ведь смогу, ведь да? Ведь я не безнадежная?
    Напишите мне (о Боже, как я обнаглела, до меня ли вам!), как сделать так, 
чтобы нравиться молодым людям, быть привлекательной (причем во мне почти нет 
так называемого секса). Вы знаете, ведь вы же психолог. И мужчина в конце 
концов! Откликнитесь на мою просьбу!
    N. N.
    Копия ответа не сохранилась. 
    В. А'
    У меня пропал смех. Нет, какой-то утробный еще остался, бывает и 
истерический хохот, а вот простую дружелюбную улыбку скроить не могу даже под 
страхом смертной казни
    Знаю, что отношусь к тому несчастному типу людей, у которых процесс 
торможения преобладает над процессом возбуждения. Нечего и говорить, что 
обычное мое состояние — гордое одиночество. Самые ненавистные минуты для меня — 
это институтские перемены. Сижу, читаю книжку, явственно ощущая какую-то 
ненормальность положения... Кое-кто считает меня высокомерной, сухой, 
безнадежно скучной. Более проницательные и добрые чувствуют, что я страдаю, и 
делают шаг навстречу, пытаются установить контакт, как с другой цивилизацией.
    —  Светик, ну как дела?
    Изо всех сил пытаюсь сотворить что-то вроде смайла, гримаса яростно 
округляет мои глаза.