вкусом к сочной подробности, с отменным умением распределять слушательское 
внимание, держать паузы. Иной поведает тебе душераздирающую историю, и ты 
сдохнешь со скуки; Давид же мог рассказать всего лишь о том, как встал утром, 
сходил в туалет и почистил зубы — но рассказать так, что ты обо всем забудешь, 
впадешь в экстаз или помрешь со смеху.
Он жил тогда еще безалаберно, юношески открыто и был центром притяжения для 
обширной и разношерстной публики: для одних Додик, для других Дима, для третьих 
Давид, для четвертых (и для меня) Давидуш-ка, для пятых, коих прибывало все 
более, — Доктор...
В доме беспрестанно трещал телефон, его спрашивали на разные голоса, 
разыскивали, допекали пациенты и особенно пациентки, от самых что ни на есть 
нормальных стерв-истеричек до вполне сумасшедших шизух... Интересно было 
наблюдать, как после дежурного, мягко-профессорского «да-да...», сразу славшего 
на другой конец провода магнетическую волну и одновременно сигнал дистанции, он 
мгновенно перевоплощался в Того, Кто Нужен Тому, с Кем говорит. То строг, сух, 
лаконичен, то мягко-проникновенен и до бесконечности терпелив, то 
ласково-ироничен, то бесовски-игрив...
А еще был Давид рукоделом — все, от детской соски до автомобиля, умел и любил 
чинить, разбирать-собирать, налаживать, конструировать разные приспособления и 
прибамбасы. Внимание его было пристальным, вникающим, методически-обстоятельным.

Странно: его техническую одаренность потом, через много лет, мгновенно просекла 
Ванга, великая слепая ясновидица и пророчица, у которой он побывал, будучи в 
Болгарии, как позднее и я.
А врачебную одаренность отвергла.
33L

ПШЮЗЛРР
36
Инженер человеческих душ в прямом смысле?..
«Никакой ты не врач, — прокричала ему сухонькая слепая старушка со свойственной 
ей разящей резкостью, — не врач ты, а инженер. Хороший инженер».
Давид возмутился. О Ванге с тех пор, понятно, и слышать не хотел — «обычная 
знахарка и шарлатанка».
Встреча с Вангой произошла, важно заметить, уже после излома судьбы. К этому 
времени Давид имел лысину, седину и солидненькое брюшко; давно оставил гипноз 
(«детские глупости, напрасная трата энергии»), лечил пациентов только 
лекарствами и собой.
Да, собой, как и всякий психотерапевт — но не тем собой, что блистал в 
густоволосые годы, а полным наоборо-том. Строгая прохладная отстраненность, 
застегнутость на все пуговицы. Трезвые житейско-нсихологические советы. Никаких 
охмурежей, ни-ни.
Может быть, Ванга почувствовала его душевную из-расходованность на тот миг, 
потерю огня, порыва — влиять, воздействовать, вторгаться вовнутрь — порыва 
небескорыстного и небезопасного, замешенного на самоутверждении, грешного, 
подчас низкого и грязного, но вра-чебно работающего, черт подери, ибо грязен и 
мир.
Сама Ванга была гением полнейшего и чистейшего сопереживания, абсолютным 
медиумом — ее вхождения в людские миры были молниеносными, космически 
обжигающими — для нее не было границ времени и пространства, границ языка, 
культуры, границ тела, границ души — медиумическая сверхпроводимость...
Давид же сокровенное зерно этой всеведческой способности после излома в себе 
заморозил.
Амплуа сверхчеловека таит разнообразные разрушительные и саморазрушительные 
возможности. Давиду пришлось, как и мне, испытать это на себе...

Г/1/15/1 /:  ГИПНОТИЗЕР ВЫХОДИТ & полночь
Ъ1
Выдавить из груди змею..
Кто посоветовал «познай самого себя», забыл договорить главное: «через познание 
другого». Познавать себя, упершись в себя, — вернейший способ свихнуться. Почти 
все убеждены, что психологи и психиатры обязаны обладать сверхъестественной 
способностью самолечения — «врачу, исцелися сам», не иначе. Стоматолог по этой 
логике должен сам вырывать себе зубы, нейрохирург — делать операции на 
собственном мозге, реаниматор — самовоскрешаться из мертвых...
Давид кучу народу вытащил из пропастей, а ему самому помочь было некому — или 
было (я, может, смог бы?., нет, без должной дистанции как же...), но он, 
гордец-одиночка, не рисковал довериться никому.
Многолетний психосоматический невроз, обратившийся в тяжелую астму с 
декомпенсациями, в конце концов его доконал. Он еще тогда, во дни наших молодых 
приключений, после любовной накладки, о которой я помянул (его как щенка 
охмурила и отдинамила обольстительная умная стерва, наша 
сотрудница-психиатрисса, которая потом то же вытворила со мной и еще одним 
другом-коллегой, ныне священником...), — да, после одной лишь дурацкой ночки с 
игривой дамочкой выдал сокрушительный срыв: сперва судороги с «дугой» (еще раз: 
не истерия в вульгарном смысле), а потом с полгода ходил как потоптанный и 
надсадно кашлял, словно выдавливал из груди змею...
В темных корнях таких состояний обычно прячутся внутренние конфликты, 
столкновения разных сторон души, раздоры с собой. У Давида таких тайных 
душераз-рывных сшибок была уйма, как и почти у всякого современного человека;