бантами, на высоких каблуках, а притом при шпагах. У женщин невообразимые 
многоэтажные юбки, подметающие паркет, а на головах - изысканнейшие 
архитектурные сооружения.
        Лакейство - профессия, требующая многолетней выучки. Отсутствие 
фотографий, зато обилие картин. Очень маленькие тиражи книг. Изящный цинизм 
великосветских салонов...
        В этом мирке, кажущемся нам теперь таким уютным, припудренно-ухоженным, 
безобидно-игрушечным, рождается отец, Филип Стенхоп I. Перед ним было еще 
несколько родовитых предков, носивших то же имя.
        И будет еще Филип Стенхоп II, Честерфилд-сын.
        Сколько я видел людей, получивших самое лучшее образование... кomopыe, 
когда их представляли королю, не знали, стоять ли на голове или на ногах. 
Стоило только королю заговорить с ними, и они чувствовали себя совершенно 
уничтоженными, их начинало трясти и прошибал пот, как в лuxopaдке, они силились 
засунуть pукu в кapмaны и никак не могли туда попасть, роняли шляпу и не 
решались поднять...
        Филип Стенхоп I будет беседовать со многими королями - сгибаясь, где 
надо, в поклоне или лобызая конечность, но всегда сохраняя непринужденное 
достоинство и осанку. Он будет великосветским львом, этот складный живчик с 
выпуклым лбом и прыгающими бровями.
        Глаза золотистые, во взгляде беглая точность. Нет, не красавец, ростом 
значительно ниже среднего и получит от недругов прозвище «низкорослый гигант». 
Зато какая порода. Сильные тонкие руки, созданные для шпаги и ласки. Всю жизнь 
он будет удлинять ноги с помощью языка и любить крупных дам. Этот пони обскачет 
многих.
        Когда мне было cmoлько лет, сколько тебе сейчас, я считал для себя 
позором, если другой мальчик выучил лучше меня урок или лучше меня умел играть 
в кaкую-нибудь игру. И я не знал ни минуты покоя, пока мне не удавалось 
превзойти моего соперника.
        Два портрета сохранилось: один в возрасте молодой зрелости, медальонный 
профиль; другой - кисти Гейнсборо - анфас, в старости, под париком.
        Молодой: яркая мужественность. Крутая шея легко держит объемистый череп.
 Затылок в виде молотка - знак здоровой энергии и честолюбия. Благородное ухо, 
которому суждено оглохнуть. Решительно вырывающийся вперед лоб и крупный 
горбатый нос образуют почти единую линию, обрывающуюся целомудренно укороченной 
верхней губой, и тут же опровергающий выпад нижней: укрупненная, явно 
предназначенная для поцелуев, она образует в углу ироничный хищноватый загиб. 
Впалые щеки; твердый подбородок, немного утяжеленный, как и полагается 
породистому англосаксу...
        Все это, однако, теряет значение, когда обращаешь внимание на просторно 
сидящий под густой бровью глаз. Громадный и удивительно живой, почти с 
удвоенными по величине веками - глаз юношский, дерзкий, наивный, задумчивый и 
печальный.
        У старика - только эти глаза, уже все увидевшие...
        Милый мой мальчик, ты теперь достиг возраста, когда люди приобретают 
способность к размышлению.
        Должен тебе признаться... что и сам я не maк уж давно отважился мыслить 
самостоятельно. До шестнадцати или семнадцати лет я вообще не способен был 
мыслить, а потом долгие годы просто не использовал эту способность...
        Как все дети придворной знати, он рос обеспеченным, даже пресыщенным со 
стороны имущественной и образовательной (гувернеры, языки древние и новые, 
история, философия, верховая езда, фехтование...)
        Зато душевно был сиротой при живых родителях. Отец (бог-отец, к 
которому рвется душа мальчишки: сотвори меня, только так, чтобы я об этом не 
догадался...) - отец, граф Филип Стенхоп Энный был манекенной фигурой 
староанглийского образца: эгоистичен, чопорен, отчужден, подстать и мамаша...
        Веселый, чуткий детеныш не знал родительской ласки; при страстной 
жизненности ему было некого любить, некого ревновать. Все это хлынет потом, 
поздней волной, обращенной вспять...
        В семнадцать лет - традиционная «большая поездка» на континент, во 
Францию, где юноша по всем правам возраста и положения ударился в карты и 
кутежи. А когда вернулся на родину, сработала пружина родовых связей: получил 
звание постельничего при его высочестве принце Уэльском. В 21 год Филип Стенхоп 
I уже член палаты общин и произносит первую речь в парламенте.
        Молодые люди, врываясь в жизнь, обычно уверены, что достаточно умны, 
как пьяные бывают уверены, что достаточно трезвы.
        Щелчок по носу в палате пэров, еще несколько многообещающих пинков - и 
подобру-поздорову в Париж, на повышение квалификации. Тайм-аут годика на два.
        Самозарисовка того времени (из письма гувернеру):
        Признаюсь, что я держу себя вызывающе, болтаю много, громко и тоном 
мэтра, что, когда я хожу, я пою и приплясываю, и что я, наконец, трачу большие 
деньги на пудру, плюмажи, белье, перчатки...
        «Блажен, кто смолоду был молод»...
        Знание людей приобретается moлько среди людей, а не в тиши кабинета... 
Чтобы узнать людей, необходимо не меньше времени и усердия, чем для того, чтобы 
узнать книги и, может быть, больше moнкости и проницательности.
        А если хочешь действовать и побеждать, мало узнать людей. Нужно 
впечатать это знание в свои нервы, в мускулы, в голос, нужно превратить его в 
артистизм, в совершенное самообладание, для которого необходимо еще и хорошо 
знать себя.