возможности...
        Но вся остальная моя жизнь, не укладывающаяся в прокрустово ложе твоих 
требований и ожиданий, весь мой огромный мир, полный тревог и надежд, ужасов и 
соблазнов - куда мне с этим деться?..»
        
        
       Глава 5. Посол рыбьей державы
        Опьянение трезвостью
        
        Надо бдительно ловить себя на лжи, клеймя одетый в красивые слова 
эгоизм. Будто бы самоотречение, а по существу мошенничество...
        Януш Корчак
        
       Почва
        
        «...Мальчик мой, если б я знал... Только счастья хотел тебе, но если бы 
знал... Сколько лет жил тобой, сколько ночей писал письма... Теперь ты передо 
мной - незнакомый навеки...»
        Отец - сыну. Из неполученного письма
        
        С детства питаю слабость к нравоучительным афоризмам. Имея один-два под 
рукой, чувствуешь себя обеспеченным. Вот этот, например:
        
        В делах нужна изящная простота...
        
        девизом висит у меня над столом, над грудой бумаг, книг, ручек, 
карандашей, писем, телефонных счетов...
        
        ...изящная простота, достигаемая умной внимательностью, а не нудным 
трудом.
        Честерфилд: письма к сыну
        
        Знаменитый английский политический деятель и публицист XVIII века лорд 
Филип Дормер Стенхоп, граф Честерфилд, полжизни писал письма своему сыну.
        Письма эти были впоследствии многократно изданы, разошлись по миру как 
признанный шедевр эпистолярного творчества и афористики; в равной мере как 
непревзойденный образец жанра родительских наставлений, возникшего еще в 
библейские времена.
        И конечно, как документ эпохи.
        Поглядишь на теперешних отцов, и кажется, что не maк уж плохо быть 
сиротой, а поглядишь на сыновей - думаешь, что не худо остаться бездетным.
        Сказано как про нас, правда?.. А это Англия, и не в худшие ее времена. 
Я сомневался: стоит ли отвлекаться от множества нынешних историй, живых и 
болящих, ради какой-то одной, поросшей быльем?.. Но, когда читаешь эти письма и 
видишь за ними отца и сына, дорисовывая кое-какие подробности на правах 
вживания, забываешь напрочь, что это было далеко и давно...
        Я еще ни разу не видел, чтобы непослушный ребенок начинал вести себя 
лучше после того, как его выпорют. Насилие дает лишь кажущиеся результаты...
        Как сегодня и здесь, как всегда и всюду...
        Сколько пробелов в памяти человечества?.. Сколько судеб, жизней, 
смертей, сколько ужасов и чудес погружено в невозвратность?..
        А меньше всего известна история детства.
        Читаешь ли Библию, Плутарха или сегодняшние газеты - кажется, будто в 
мире живут и творят безумства одни только взрослые особи; будто детства либо и 
вовсе нет, либо так, довесок...
        Между тем детство отнюдь не придаток общества и не пробирка для 
выращивания его членов.
        Детство имеет свою историю, более древнюю и фантастичную, чем все 
истории взрослых, взятые вместе. Свои законы, обычаи, свой язык и культуру, 
идущую сквозь тысячелетия. Сколько веков живут игры, считалки, дразнилки? 
Сколько тысяч лет междометиям, несущим больше живого смысла, чем иные оратории 
и эпопеи?..
        Теперь мне не надо делать никаких необыкновенных усилий духа, чтобы 
обнаружить, что и три тысячи лет назад природа была такою же, как сейчас; что 
люди и тогда и теперь были moлько людьми, что обычаи и моды часто меняются, 
человеческая же натура - одна и та же.
        ...Итак, грядет восемнадцатый век Европы, известный под титулом века 
Просвещения. Еще помнится Средневековье; еще совсем недалеко Ренессанс; еще 
правят миром тронные династии - короли едва ли не всех европейских держав 
приходятся друг другу кровными родственниками, что не мешает, а, наоборот, 
помогает грызться за земли и престолонаследие; еще многовластна церковь и 
крепок кастовый костяк общества: простолюдины и аристократы - две связанные, но 
несмешивающиеся субстанции, как почва и воздух.
        Скоро Вольтер скажет: «Мир яростно освобождается от глупости». О-хо-хо..
.
        Нет еще электричества. Транспорт только лошадиный. Средств связи 
никаких, кроме нарочных и дилижансовой почты. Самое страшное оружие - пушки с 
ядрами.
        Мужчины надевают на головы завитые парики и мудреные шляпы, пудрятся, 
ходят в длинных камзолах, в цветных чулках и туфлях с затейливыми пряжками,