, как  у Авенариуса. Последний очень тонко
разработал  один только, и  то  весьма узкий,  отдел всей нашей  психической
жизни,  но  его  труд  не  вызвал дальнейшего развития  идей, лежащих в  его
основе, за исключением немногих, кстати, очень неудачных попыток.
     Таким образом,  отсутствие философской  точки зрения  в изучении  нашей
души  вполне показало, что оно не  может привести  нас к постижению истинной
сущности  человека,  что никакие утешения не  могут  нам доставить  гарантии
того,  что мы  таким  путем  когда-нибудь  в будущем  достигнем  желательных
результатов. Чем лучше психолог, тем скучнее ему изучать современные системы
психологии. Так все они вместе и каждая порознь прилагают всяческие усилия к
тому,  чтобы по возможности меньше обращать внимание на то единство, которое
только и является основой каждого психического явления. Тем сильнее поражает
нас своей неожиданностью последний отдел каждой такой психологии, трактующий
о развитии единой гармонической личности. Это единство, которое представляет
собою истинную бесконечность, думали создать из большего  или меньшего числа
определяющих  его  элементов. "Психология  как  опытная  наука" хотела найти
условие всякого опыта в самом опыте! Подобные попытки вечно рушатся  и вечно
возобновляются,  так  как  умственное   течение,   подобное  позитивизму   и
психологиз-му,не исчезнет до тех пор, пока будут существовать посредственные
и оппортунистические головы, пока не переведутся натуры, неспособные довести
свою мысль  до ее окончательного завершения. Кто, подобно идеализму, дорожит
душой  и  не хочет ею жертвовать, тот должен отказаться  от психологии.  Кто
создает психологию,  тот убивает душу. Всякая психология хочет вывести целое
из  отдельных его частей, представить его в  виде чего-то обусловленного. Но
более  вдумчивый взгляд  признает, что  частные  явления  вытекают  здесь из
целого, как своего первоисточника. Так психология отрицает  душу, а душа, по
своему понятию, отрицает всякую науку о себе: душа отрицает психологию.
     В этом исследовании мы  решительно высказались  в  пользу души и против
комичной и вместе с тем  жалкой психологии без  души. Для  нас является  еще
вопросом,  можно ли  совместить психологию с душой, можно  ли вообще  науку,
ищущую раскрытия законов  причинности  и норм  мышления и желания, поставить
рядом с  свободой  мышления  и  желания. Даже принятие  особой  "психической
причинности" мало поможет делу: психология, показав наконец свою собственную
неспособность,  дает  тем самым  блестящее  доказательство в  пользу понятия
свободы, понятия вообще осмеянного и поруганного.
     Этим  мы  еще  не  провозглашаем  новой  эры  в   области  рациональной
психологии. Напротив, если согласиться с Кантом, то  трансцендентальная идея
души  является  для нас  руководящей  нитью при  восхождении в ряду  условий
вплоть  до  необусловленного,   а  не   наоборот,  т.е.  при   "схождении  к
обусловленному".   Нужно   только   отвергнуть  все  попытки   вывести   это
необусловленное  из  обусловленного, вывод, который  неизменно преподносится
нам в конце какой-нибудь книги  в 500 - 1500 страниц. Душа есть регулирующий
принцип, который должен лежать в основе и руководить нами при всяком истинно
психологическом, но не относящимся к области анализа ощущении, исследовании.
В противном случае, сколько старания, любви и понимания  мы  ни вложили бы в
это  дело,  всякое  изображение  психологической  жизни  человека  в   самой
существенной части своей страдало бы роковым пробелом.
     Совершенно  непонятно, откуда взялось столько мужества у исследователей
легко  разделаться  с  понятием  "я" только  на  том  основании, что "я"  не
поддается восприятию в той форме, в какой мы воспринимаем цвет апельсина или
вкус  щелочи.  Тем более странно,  что  эти исследователи  даже не  пытались
анализировать  такие  чувства,  как  стыд  и вина, вера и  надежда,  страх и
раскаяние,   любовь   и  ненависть,   тоска   и   одиночество,  тщеславие  и
восприимчивость, жажда  славы  и потребность в бессмертии.  Каким иным путем
хотят  Мах  и  Юм  объяснить  один  только  факт  стиля, как  не  с  помощью
индивидуальности?  Далее: животные  ничуть  не  боятся  своего  отражения  в
зеркале,  но  ни один  человек  не  в состоянии будет провести свою  жизнь в
зеркальной  комнате.  Может  быть,   этот   страх  следует  себе   объяснить
"биологически", "дарвинистически" страхом перед  своим  двойником (которого,
интересно заметить, нет  у женщины)? Стоит только назвать  слово двойник для
того,  чтобы вызвать сильнейшее сердцебиение у мужчины.  Здесь  эмпирическая
психология совершенно бессильна, здесь нужна глубина.  Ибо как можно все эти
явления  свести  к отдаленной стадии дикости. животности, когда человечество
лишено  было той  безопасности,  которую в  состоянии доставить одна  только
цивилизация, как это сделал Мах, признав страх у маленьких детей  пережитком
онтогенетического развития? Я об этом только  вскользь упомянул с тем, чтобы
по  ставить  на вид "имманентным"  и  "наивным реалистам",  что  в них самих
имеется много такого, о чем они...
     Почему человека неприятно задевает, когда говорят, что он принадлежит к
ницшеанцам, гербартианцам, вагнерианцам и т.д.?  Словом, когда  его подводят
под определенное  понятие? Ведь такой случай наверное приключился и с Махом,
когда  кто-либо  из  милых  друзей  хотел  его  причислить  к  позитивистам,
идеалистам и т.п. Неужели он серьезно думает. что чувство, которое  вызывают
в нас  подобные  определения  со  стороны  других людей,  можно исчерпывающе
объяснить полной  уверенностью  в одиночности совпадения "элементов" в одном
человеке,  что  это  чувство  есть  не  что  иное, как  оскорбленный  расчет
вероятности? Однако это чувство не имеет ничего общего с тем явлением, когда
мы, например,  не согласны  с каким-нибудь  научным тезисом.  Его не следует
смешивать также  с тем чувством, которое  испытывает  человек, когда  он сам
причисляет  себя, например,  к  вагнерианцам.  В  глубочайших основах  этого
чувства  кроется положительная оценка вагнерианства, так как сам говорящий -
вагнерианец. Человек ис