|
деятельности. Причем по своим успехам или неудачам в определенной деятельности
индивид судит не только о своей подготовленности и компетентности, но и о своих
способностях к данной деятельности.
Как и социальное сравнение, самоатрибуция в высшей степени селективна и в
отборе причинных факторов, и в их интерпретации, и в неодинаковом к ним
внимании, и в отборе терминов для их описания.
В многочисленных экспериментах, когда испытуемым предлагалось объяснить свои
удачи или неудачи в решении определенных задач, выявились четыре
психологические стратегии. Первая – склонность приписать свою неудачу безличным
и неконтролируемым силам, например невезенью; те же, кто правильно решил задачу,
напротив, склонны приписывать это собственным заслугам. Вторая – ссылки на
объективную сложность задачи, недостаток информации, времени и т.д. Третья –
стремление приписать неудачу отсутствию или слабости мотивации ("Я мог бы это
сделать, но не особенно старался"). Четвертая – умаление ценности успеха ("Не
все ли равно, умею я это делать или нет?"). Во всех этих случаях причина
неудачи выносится за пределы собственного "Я", тогда как удача чаще
приписывается себе.
Селективная интерпретация фактов выражается в том, что индивид может, например,
оспаривать объективность школьных отметок, основывая самооценку своих учебных
качеств не на них, а на своих успехах в научном кружке, признании товарищей и т.
д. Ту же функцию выполняет эго-защитный механизм рационализации, побуждающий
личность находить такие причины и мотивы, в свете которых собственное поведение
предстает в более благоприятном виде. Избирательное отношение к фактам
позволяет не обращать внимания на нежелательную информацию, а выбор
терминологии – придавать им приемлемую эмоциональную окраску: не скупой, а
бережливый, не безрассудный, а смелый, не трусливый, а осторожный.
Хотя интериоризация внешних оценок, социальное сравнение и самоатрибуция –
психологически разные процессы, они взаимосвязаны и часто переходят друг в
друга на основе принципа смысловой интеграции "образа Я". Сходное по своей сути
с принципом "психологической центральности" М.Розенберга, согласно которому
значение любого компонента "самости" зависит от его места в ее структуре
(является он центральной или периферийной, главной или второстепенной, важной
или неважной его частью), понятие смысловой интеграции – более емкое –
подчеркивает не только системность, целостность "образа Я", но и его
ценностно-смысловой характер, неразрывную связь когнитивных аспектов "самости"
(что, насколько и благодаря чему осознается) с мотивационными [5].
Разная субъективная значимость отдельных аспектов "Я" позволяет людям
гармонизировать свои социальные и личные притязания, находить оптимальные – не
"вообще", а для себя – направления самореализации, компенсировать слабости
достоинствами, признавать сильные стороны других не в ущерб собственному "Я",
ибо каждый из нас в чем-то превосходит, а в чем-то уступает другим. Именно
дифференцированно-избирательная система личных ценностей и самооценок позволяет
большинству людей сохранять высокое самоуважение, независимо от своих жизненных
поражений и неудач. Возможность изменения "образа Я" и степень его постоянства
также зависят от того, насколько значимы для индивида подразумеваемые качества:
более важные, центральные роли или свойства, естественно, изменяются труднее и
предполагают большее личностное постоянство.
Таким образом, рефлексивное "Я" – это своего рода познавательная схема,
опосредствующая обмен информацией между индивидом и средой. Какую же роль в
этом процессе играет собственно самопознание, то есть отражение в сознании
субъекта его собственных свойств и качеств?
<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>
Самопознание или самообман?
Я знаю все, но только не себя.
Ф.Вийон
Наивная житейская психология нередко сводит проблему самоосознания к тому,
может ли человек более или менее адекватно познать самого себя, являются ли его
самооценки и самоописания истинными, отражающими его объективные свойства,
правильно ли он представляет себе отношение к нему окружающих людей, адекватно
ли оценивает свою подготовленность к решению той или иной задачи.
При всей правомерности подобных вопросов самоосознание не сводится к ним.
Рефлексивное и рефлексирующее "Я" никогда не совпадают полностью. Прежде чем
спрашивать, может ли человек объективно познать себя, следует спросить, от чего
зависит его потребность в такой информации?
Всякая саморегулирующаяся система нуждается в информации как о внешней среде,
так и о своем собственном состоянии, и эта информация должна быть истинной.
Однако переработка и хранение информации в сознании предполагает не просто ее
кодирование и сохранение в памяти, но и определенную систему контроля,
воплощенную в последовательной системе инструкций, согласно которым эта
информация отбирается, скрывается или служит практическим руководством к
действию [6]. Инструкции же эти определяются биологической и социальной
целесообразностью, тем, насколько осознание данной информации способствует
сохранению "самости".
Самоосознание как внутренний диалог человека с самим собой неразрывно связано с
его практической деятельностью, предполагает взаимодействие с внешним миром.
|
|