занять определенную должность в фирме, предлагали самостоятельно оценить 
несколько своих личных качеств. Затем в приемной появлялся еще один мнимый 
претендент на ту же должность. В одном случае это был хорошо одетый, 
самоуверенный, интеллигентного вида человек с портфелем ("мистер Чистик"), в 
другом – опустившаяся (в грязной рубашке и туфлях на босу ногу) личность 
("мистер Грязник"). После этого претендентам на должность под каким-то 
предлогом предлагали вторично заполнить те же самые самооценочные бланки. И что 
же? После встречи с "мистером Чистиком" их самооценка снижалась, а с "мистером 
Грязником" – повышалась. Люди невольно соизмеряли свой уровень притязаний с 
обликом другого претендента, оценивая себя в сравнении с ним, хотя этого никто 
от них не требовал [2]. 
Социальный и психологический контекст влияет не только на 
мотивационно-оценочные (уровень притязаний), но и на когнитивные элементы 
"образа Я". Люди гораздо яснее и отчетливее осознают те свойства, которые 
отличают их от какого-то подразумеваемого среднего ("принцип отличительности" 
или "контекстуальный диссонанс"). Среди детей среднего роста упомянули "рост" в 
свободных самоописаниях только 17%, а среди очень высоких или низкорослых – 27%.
 Среди детей средней упитанности вес упомянули 6%, среди худых или полных – 
12%; если же взять за основу самовосприятие, то среди детей, считающих себя 
худыми, упоминание веса повышается до 13%, а среди считающих себя толстыми – до 
22% [3]. Человек, имеющий какой-то физический недостаток, будь то горб или 
плохое зрение, всегда осознает это свойство отчетливее и придает ему больше 
значения, чем те, у кого таких отличий нет. Представители национального 
меньшинства или люди, попадающие в иную национальную среду, осознают свою 
этническую принадлежность гораздо отчетливее и яснее и придают ей большее 
значение, чем представители этнического большинства или люди, живущие в 
однородной национальной среде. То же самое можно сказать относительно пола: 
дети, в семьях которых преобладают лица противоположного пола, упоминают свою 
половую принадлежность чаще, чем в случаях преобладания лиц своего пола. Иными 
словами, индивидуальность воспринимается как особенность, отличие от других. 
Вместе с тем "контекстуальный диссонанс" активизирует социальное сравнение и 
делает "образ Я" более проблематичным, селективным и внутренне противоречивым. 
Осознавая свои отличия от других, индивид вынужден более или менее 
самостоятельно выбрать группу, на которую он должен, может или хочет 
ориентироваться, и начинает сравнивать себя с другими не только по оси 
"сходство-различие", но и по принципам "высший-низший", "хороший-плохой", 
"правильный-неправильный", что непосредственно затрагивает его самоуважение. 
Но процесс социального сравнения является двусторонним. Индивид воспринимает и 
оценивает себя в сравнении с другими, а других – по себе. Возникает вопрос: 
когда "другой" служит прототипом "Я", а когда, наоборот, "Я" служит отправной 
точкой, референтом восприятия "другого"? Хотя самопознание всегда считалось 
трудным, люди обычно считают, что о себе судить легче, чем о других, и больше 
доверяют таким суждениям, особенно если речь идет о внутренних состояниях, 
мотивах и т.п. Отсюда и пословица: "Чужая душа – потемки". Но то, что кажется 
нам "непосредственным знанием себя", в действительности есть итог сложного 
процесса атрибуции (приписывания себе определенных свойств). 
В процессе развития личности личностно-значимые черты сначала появляются в 
описаниях других людей и только потом – в самоописаниях. В то же время люди 
невольно приписывают другим собственные черты, считая свои поведенческие 
реакции, мнения и даже телесные свойства более распространенными, "нормальными" 
и правильными, нежели те, которые от них отличаются. Не случайно другие часто 
кажутся нам более похожими на нас, чем есть на самом деле. Низкорослый человек 
считает свой рост средним и так же называет других того же роста; добрый 
человек считает, что люди в большинстве добрые, а лживый – что все врут и 
только притворяются честными. Поэтому приписывание каких-то свойств другим 
нередко оборачивается невольным саморазоблачением. 
Рефлексивное "Я" активно участвует в переработке информации не только о себе, 
но и о других людях, играя роль подразумеваемого, хотя большей частью 
неосознаваемого, эталона сравнения. 
Принцип самоатрибуции уходит своими теоретическими корнями в радикальный 
бихевиоризм Б.Ф.Скиннера и теорию самовосприятия Д.Бема, согласно которой 
индивид черпает информацию о своих эмоциях, установках и убеждениях из трех 
главных источников: из восприятия своих внутренних состояний, наблюдения своего 
открытого поведения и обстоятельств, в которых это поведение происходит. Чем 
слабее, противоречивее или непонятнее внутренние сигналы, тем больше человек 
опирается в своих суждениях о себе на наблюдаемые им факты своего внешнего 
поведения и его условия, то есть судит о себе по своим поступкам. Иными словами,
 не только поведение человека в определенной ситуации зависит от того, как он 
воспринимает эту ситуацию, но и восприятие, оценка ситуации (и себя в ней) 
связаны с тем, как он в ней себя ведет [4]. 
Действительно ли человек судит о своих эмоциональных состояниях и чувствах по 
внешним, "поведенческим" признакам (смеюсь, – следовательно, мне весело) – 
вопрос спорный. Но концепция Бема – только частный случай общей теории 
атрибуции. Заключение о внутренних, диспозиционных свойствах на основе 
объективных, поведенческих показателей широко представлено в самосознании, 
особенно при оценке (осознании) способностей, компетентности и других качеств, 
о которых обычно судят по поведению или его результатам. Например, учебное "Я" 
школьника, его представление о себе как об ученике – результат не только 
усвоения оценок значимых других (учителей, одноклассников) и социального 
сравнения, но и самоатрибуцин на основе объективных результатов своей