Агрессивный ворчун был таким же несносным в своем трудовом коллективе, а 
неудачник и в молодости чаще испытывал отрицательные эмоции, чем положительные. 

Но различия эти не фатальны. Активная старость огромное благо для личности и 
ценный социальный резерв для общества. Об этом подробно говорилось на встрече с 
ветеранами партии в ЦК КПСС в августе 1983 г. Партия подчеркивает необходимость 
заботливого и уважительного отношения к ветеранам, носителям уникального опыта 
строительства новой жизни, старается найти каждому из них посильные формы 
участия в экономической и общественной жизни – это школы профессионального 
мастерства, система политинформации, работа с призывниками и подростками, а 
также с населением по месту жительства, народные университеты, кружки и группы 
научно-технического творчества, народный контроль и многое другое. Этот призыв 
находит широкий отклик в народе. 
Но возраст все-таки есть возраст. Старость приносит с собой и изменение 
привычных жизненных стандартов, и болезни, и тяжкие душевные переживания. 
"Избавить от всего этого полностью не может даже самое совершенное общество" 
[52]. 
Одна из тяжких проблем, с которой неизбежно сталкивается каждый, – проблема 
смерти. Люди среднего возраста, находящиеся в расцвете сил и погруженные в 
активную деятельность, редко задумываются о ней. У стариков дело обстоит иначе. 
Чем старше и болезненнее человек, тем реальнее для него собственная смерть. 
Психология смерти и умирания очень сложна. Существующие исследования посвящены 
главным образом количественной стороне вопроса: степени озабоченности субъекта 
и интенсивности страха, испытываемого им по этому поводу. Но личностный смысл 
смерти многомерен, выдвигая на авансцену то интраиндивидуальные (влияние смерти 
на "самость"), то межличностные (влияние на близких), то трансиндивидуальные, 
философские аспекты (можно ли вообще преодолеть смерть или хотя бы страх 
смерти). Как справедливо замечает И.Т.Фролов, "ни одна философская система не 
может считаться законченной, если она не дает честных и объективных ответов на 
вопросы, связанные со смертью" [53]. 
Сложившееся в последние годы междисциплинарное направление исследований – 
танатология (от греческого "танатос" – смерть) существенно конкретизирует 
житейские представления о смерти и умирании. 
Мысль о неизбежной и скорой смерти существенно меняет самосознание. Но 
проясняет она его или искажает? Перед лицом смерти все эгоистические расчеты и 
житейские дрязги предстают ничтожными, не стоящими внимания, масштаб оценки 
окружающего мира и самого себя как бы укрупняется. Только на смертном одре 
толстовскому Ивану Ильичу "вдруг пришло в голову: а что, как и в самом деле вся 
моя жизнь, сознательная жизнь, была "не то". Ему пришло в голову, что то, что 
ему представлялось прежде совершенной невозможностью, то, что он прожил свою 
жизнь не так, как должно было, что это могло быть правда... И его служба, и его 
устройства жизни, и его семья, и эти интересы общества и службы – все это могло 
быть не то. Он попытался защитить пред собой все это. И вдруг почувствовал всю 
слабость того, что он защищает. И защищать нечего было" [54]. 
Но прозрение ли это? Человек, вырванный из привычной жизненной колеи и 
обуреваемый страхом, неизбежно видит мир не так, как прежде. Но если угроза 
проходит, он большей частью снова возвращается на круги своя. Это убедительно 
показано в художественной литературе (достаточно вспомнить "Час пик" Е.
Ставинского). 
Умирание, нахождение на грани бытия и небытия не может быть однозначным. 
Изучение психологии неизлечимых больных показывает, что их отношение к смерти 
эволюционирует [55]. Узнав о неизлечимости болезни, человек обычно начинает с 
отрицания смерти: "Неправда! Этого не может быть!" Затем отрицание сменяется 
гневом и возмущением: "Почему именно я?!" Другие люди смертны, и им "правильно 
умирать, но мне, Ване, Ивану Ильичу, со всеми моими чувствами, мыслями, мне это 
другое дело. И не может быть, чтобы мне следовало умирать. Это было бы слишком 
ужасно" [56]. Далее следует торговля, попытка изменить приговор ценой каких – 
то жертв и уступок (строгое соблюдение режима, поиск новых лекарств, 
религиозные обеты и т.п.). Когда и это не помогает, наступает депрессия, апатия,
 уход в себя, и лишь после всего этого, если у больного сохраняется ясное 
сознание, он принимает смерть как неизбежность и смиренно прощается с жизнью. 
Однако это зависит не только от нравственного, но и от физического состояния 
больного. Безразличие к смерти, которое часто наблюдается у умирающих, – 
результат не столько смирения, сколько снижения сопротивляемости организма, 
усталости от боли, общего равнодушия ко всему. Чувства, по выражению известного 
хирурга Н.М.Амосова, отключаются раньше наступления смерти, тем самым избавляя 
человека от последних душевных мук [57]. 
Клиническая психология умирания имеет важное практическое значение, помогая 
врачам облегчать участь больных и их близких. Но смерть от болезни и старости – 
не единственный вид смерти, с которым встречается человек. Да и индивидуальное 
отношение к собственной смерти во многом производно от нормативных ориентаций 
культуры, о которых говорилось выше. 
В крестьянской среде и поныне существует описанный Ф.Ариесом образ "прирученной 
смерти". Для старухи из "Последнего срока" В.Распутина смерть – судьба, которую 
надо принимать безропотно. Она заранее знает, как и когда умрет: "Это неправда, 
что на всех людей одна смерть костлявая, как скелет, злая старуха с косой за 
плечами... Старуха верила, что у каждого человека своя собственная смерть, 
созданная по его образу и подобию, точь-в-точь похожая на него. Они как 
двойняшки, сколько ему лет, столько и ей, они пришли в мир в один день и в один 
день сойдут обратно: смерть, дождавшись человека, примет его в себя, и они уже