неуверенность в своей идентичности, как правило, оценивались отрицательно, в 
них видели знак социального отчуждения, симптом нервного расстройства или то и 
другое вместе. В конце 60-х годов ситуация меняется. У идеологов молодежного и 
студенческого движения "оформляется ориентация личности на абсолютно свободное 
проявление индивидуального спонтанного стихийного импульса, непосредственного 
чувствования, противостоящих всякому институционализированному, рационально 
организованному действию" [26]. В результате то, что вчера считалось нездоровым,
 стало казаться зародышем новой свободы. 
Широкую популярность приобрел образ "человека-Протея", нарисованный 
американским востоковедом и психиатром Р.Д.Лифтоном. Традиционное чувство 
стабильности и неизменности "Я", по мнению Лифтона, основывалось на 
относительной устойчивости социальной структуры и тех символов, в которых 
индивид осмысливал свое бытие. В конце 60-х годов положение радикально 
изменилось. С одной стороны, усилилось чувство исторической или 
психоисторической разобщенности, разрыва преемственности с традиционными 
устоями и ценностями. С другой стороны, появилось множество новых культурных 
символов, которые с помощью средств массовой коммуникации легко преодолевают 
национальные границы, позволяя каждому индивиду ощущать связь не только со 
своими ближними, по и со всем остальным человечеством. В этих условиях индивид 
уже не может чувствовать себя автономной, замкнутой монадой. Ему гораздо ближе 
образ древнегреческого божества Протея, который постоянно менял обличье, 
становясь то медведем, то львом, то драконом, то огнем, то водой, а свой 
естественный облик сонливого старичка мог сохранять, только будучи схвачен и 
закован. Протеевский стиль жизни – бесконечный ряд экспериментов и новаций, 
каждый из которых может быть легко оставлен ради новых психологических поисков. 

Эта модель сильно похожа на то, что Э.Эриксон назвал "диффузной" или 
"беспорядочной идентичностью" и часто сочетается с функциональными нарушениями 
психики. Однако "сам по себе протеевский стиль отнюдь не патологичен и является,
 по всей вероятности, вполне адаптивным для нашего времени, распространяясь на 
все стороны человеческого опыта" [27], подчеркивал Лифтон. Именно акцент на 
адаптивных, а не на негативных функциях "протеевского стиля" отличает его 
концепцию от взглядов неоромантических критиков "постиндустриального общества". 

Американский философ Дж.Огильви в книге с полемическим названием "Многомерный 
человек" (в противовес "одномерному человеку" Маркузе) поддерживает идею о 
"протеевской" множественности "Я", но указывает, что представление о нескольких 
сменяющих друг друга "самостях" "свидетельствует о привязанности к 
традиционному понятию идентичности, согласно которому в каждый данный момент 
времени индивид должен иметь только одно "Я" [28]. По мнению Огильви, нужно 
идти дальше и признать не только необходимость смены идентичностей, но и 
постоянную многомерность и децентрализацию "самости", которой соответствует 
социально-политический плюрализм и религиозный политеизм. 
Переориентация с "закрытого" и стабильного "Я" на "открытое" и текучее тесно 
связана с влиянием восточных религиозно-философских канонов (дзэн-буддизм, йога,
 тибетский буддизм, учения Гюрджиева и Кришнамурти, веданта, суфизм, различные 
формы "гуманистического мистицизма"). Но дело не только во влияниях и 
заимствованиях. 
Американский социолог Р.Тэрнер пытался с помощью "теста из 20 предложений" [29] 
выяснить, по каким признакам американские студенты отличают свое "подлинное Я" 
от "неподлинного" и ассоциируют ли они их преимущественно со стабильными 
социальными институтами и ролями ("институциональное Я", определяемое через 
принадлежность к каким-то социальным группам, общественное положение и статус) 
или с изменчивыми субъективными чувствами и желаниями ("импульсивное Я", 
определяемое в терминах эмоциональных переживаний и стремлений). Из 
обследованных 1269 студентов 369 (28,9%) описывали и свое "подлинное" и 
"неподлинное" "Я" преимущественно в институциональных терминах, не ощущая 
конфликта между нормативными требованиями и субъективной реальностью, 310 
человек (24,4%) в обоих измерениях выдвигали на первый план импульсивные 
характеристики, 134 человека (10,6%) описывали "подлинное Я" в 
институциональных, а "неподлинное" – в импульсивных терминах. Самая большая 
группа – 458 человек (36,1%) видела свое "подлинное Я" импульсивным, а 
"неподлинное" – институциональным [30]. Иными словами, собственный внутренний 
мир и его эмоциональное выражение для них важнее, чем социальная принадлежность 
и соответствие нормативным стандартам общества. 
Эта установка связана с определенными макросоциальными процессами. 
Американский социолог Луис А.Зурхер-младший [31]. считает, что изменениям 
социальной структуры, характерным для "постиндустриального общества", в сфере 
индивидуального самосознания соответствует постепенная переориентация со 
стабильного "Я", где "самость" воспринимается как объект, на изменчивое "Я", 
понимаемое как процесс. Исходя из анализа эмпирических данных, полученных с 
помощью "теста из 20 предложений", Зурхер различает четыре главных типа, или 
модуса, "Я": физический, социальный, рефлексивный и океанический. 
Модус А ("физическое Я") – жесткое, центростремительное, обращенное внутрь и 
замкнутое в себе "микро-Я", основанное на телесных свойствах и самоощущениях. 
Лица, принадлежащие к этому модусу, описывают себя преимущественно в физических 
терминах, подчеркивая такие свойства, как пол, возраст, рост и т.д. 
Модус В ("социальное Я") также фиксирует внимание на объективных свойствах, но 
не физических, а социальных. Его носители описывают себя в терминах своих 
социальных статусов, ролей, групповых принадлежностей и т.п. Этот модус