социальной или интеллектуальной незрелости. Слишком жесткая и однозначная 
структура, придавая "самости" стабильность и определенность, в то же время 
ограничивает ее творческие, вариативные возможности, сводя индивидуальность к 
какой-то одной, заведомо частичной, социальной роли. 
Хотя историческое становление личности и ее самосознания имело целый ряд 
когнитивных (развитие абстрактного мышления и способности к категоризации), 
социально-структурных (разделение общественного труда и социальное расслоение 
общества) и культурно-символических (признание автономии и ценности "Я") 
предпосылок, процесс этот отнюдь не был линейным и даже самые общие его черты 
нужно рассматривать в строго определенном конкретно-историческом контексте. 
<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>> 



Образ человека и тип культуры
В том безграничном слиянье былого 
с грядущим, 
В вечном и сущем, 
Видится "я" мне, подобное чуду, 
Что одиноко проходит повсюду. 

Р.Тагор 
Антропологически самосознание, как и сознание, возникает на основе двух 
реальных предпосылок – труда и общения. В труде разделяются его побудительный 
мотив (удовлетворение некоторой потребности) и непосредственное предметное 
содержание (например, изготовление копья, которое будет использовано на охоте). 
И это позволяет человеку отличать себя как деятеля от продуктов и результатов 
своей деятельности. Общение же предполагает наличие языка и других 
символических систем, опосредствующих взаимодействие людей и позволяющих 
различать их не по одному, а по нескольким разным признакам. 
Но труд, как показал Маркс, является не только средством самоактуализации, но в 
определенных условиях способствует отчуждению человека, понижению, а то и 
потере человеческого достоинства. Человек может воспринять как свою только 
такую деятельность, в которой он чувствует себя относительно свободным и 
которая имеет для него какую-то субъективную ценность и смысл. Подневольная 
деятельность, не приносящая полезных результатов, – "сизифов труд" бессмысленна 
вдвойне. Однако и результативный труд во имя чуждых интересов приносит человеку 
мало радости. 
Не случайно в классово антагонистических обществах самостоятельность и 
инициатива угнетенных проявлялись не только в труде, но и в умении уклониться 
от него. В фольклоре разных народов наряду с героем-тружеником, терпеливым и 
искусным Мастером, действует герой-трикстер, лукавый обманщик, который ловко 
водит за нос своих хозяев, вплоть до самого господа бога. 
Работа "на себя" и "на хозяина" всегда воспринималась и выполнялась по-разному. 
Производительность труда крепостного крестьянина в личном хозяйстве неизменно 
была значительно выше, чем на барщине, и в этом проявлялись не только 
незаинтересованность, но и своеобразный социальный протест, борьба за свое 
человеческое достоинство. Если человека насильно заставляют что-то делать, он 
утверждает свое достоинство неповиновением или тем, что работает небрежно, 
кое-как. Пассивное сопротивление трудящихся побуждало эксплуататорские классы 
создавать какие-то индивидуальные стимулы повышения производительности труда 
(например, заменить барщину оброком). 
Изменение отношения к труду влечет за собой изменение и ценностной иерархии 
видов деятельности (соотношение труда и игры, предметной деятельности и общения,
 производственных и семейно-бытовых отношений), в которых индивид 
соответственно освоенным им, пропущенным через призму собственного "Я", 
социально-культурному опыту и традициям усматривает преимущественную сферу 
своей самореализации. 
Даже такие самые общие психологические измерения и свойства, как активность, 
самостоятельность (потребность в самоуправлении и способность к нему), 
ответственность, интернальный локус контроля [27] и потребность в достижении 
[28] культурно-специфичны. В одних культурных регионах, например, там, где 
сильно влияние традиционной протестантской этики, согласно которой божественное 
избрание личности проявляется в ее деловых успехах, потребность в достижении 
ассоциируется, прежде всего, с идеей труда, а самоуважение – с успехами в 
предметной деятельности (учебе, работе), с лидерством. Протестантская этика 
представляет собой в этом смысле личностный синдром, сочетающий высокую 
активность, самостоятельность, ответственность, интернальный локус контроля и 
потребность в достижении, в противоположность пассивности, зависимости, 
экстернальности и конформности. Но есть культуры, в которых преимущественной 
сферой свободы считается игра, а ценности, связанные с групповой 
принадлежностью (семья, кооперация, любовь), ставятся выше предметной 
деятельности. Это неизбежно дифференцирует и свойственные этим культурам типы 
самосознания. И дело не в том, что одни культуры и индивиды более активны, чем 
другие, а в том, куда направлена их активность. 
Термины, в которых описываются свойства личности (психологи называют их 
личностными дескрипторами), также имеют ценностно-нормативный оттенок, причем 
наборы желательных и нежелательных качеств у разных народов весьма сходны. 
Смелость и трудолюбие везде считаются положительными, а трусость и лень – 
отрицательными чертами. Но при более глубоком анализе иллюзия универсальности