слова, но для реконструкции выражаемого им явления этого недостаточно. 
Изучая эволюцию образа человека в культуре, историческая психология обращается 
к таким источникам, как миф, сказка, героический эпос, лирика. В центре мифа, 
как пишет Е. М. Мелетинский, стоит не событие из жизни отдельных людей, а 
коллективная судьба. Напротив, героический эпос подчеркнуто выдляет героя из 
коллектива, хотя индивидуализация ограничивается событийной стороной дела, не 
распространяясь на психику, "которая у эпических героев совершенно однородна и 
очень проста" [4]. 
Но каково соотношение стадиально-исторических закономерностей индивидуализации 
человека и жанровых закономерностей художественного творчества? Почему 
индивидуальное самоощущение выражено в лирике сильнее, чем в эпосе? Потому ли, 
что лирика – продукт более зрелого общества или индивидуальность в любых 
исторических условиях раскрывается прежде всего через описание эмоциональных 
переживаний (самочувствие предшествует самосознанию), привилегированным 
средством выражения которых является лирика? 
Для исторической психологии личности особенно важны такие литературные жанры, 
как биография и автобиография. Но характер и способы любых жизнеописаний 
непосредственно обусловлены функциональными задачами произведения. Наскальные 
надписи, в которых вавилонские цари увековечивали свои деяния, древнеегипетские 
надгробия, лирические стихи, дружеская переписка, исповеди и автобиографическая 
проза преследуют разные цели, их нельзя выстроить в единый генетический ряд. 
Речь, обращенная к потомкам, исповедь перед богом, раскрытие души другу и 
внутренний диалог с самим собой функционально разные явления. 
То же в истории изобразительного искусства. Появление портрета явный признак 
пробуждения интереса к человеческой индивидуальности. Но некоторые религии 
(скажем, ислам) запрещают изображать человека. Значит ли это, что там, где их 
исповедуют, нет личности? Различны и сами типы портрета: портрет может 
подчеркивать социально-типические свойства изображаемого лица, его социальный 
статус и приписываемые его сану добродетели или его особенность, 
неповторимость; раскрывать внутренний мир или фиксировать свойства внешности; 
быть возвышающим или разоблачительным. Что же касается автопортретов, то их 
пишут только художники. 
"Чем дальше назад уходим мы в глубь истории, – писал К.Маркс, – тем в большей 
степени индивид, а, следовательно, и производящий индивид, выступает 
несамостоятельным, принадлежащим к более обширному целому..." [5]. 
Индивидуализация, рост индивидуальной вариативности психики и поведения 
представляет собой объективную филогенетическую тенденцию. В ходе биологической 
эволюции возрастает значение индивида и его влияние на развитие вида. Это 
проявляется в удлинении периода индивидуального существования, в течение 
которого происходит накопление индивидуального опыта (период детства, обучения 
и т.д.), и увеличении морфологической, физиологической и психической 
вариативности внутри вида. Чем выше уровень организации живого существа, чем 
сложнее его жизнедеятельность, тем важнее для него благоприобретенный опыт и 
тем сильнее различаются особи одного и того же вида. 
У человека индивидуально-природные различия дополняются различиями социальными, 
обусловленными общественным разделением труда и дифференциацией социальных 
функций, а на определенном этапе общественного развития – также и различиями 
индивидуально-личностными. Осознание значимости, социальной и личной ценности 
индивидуальных различий и связанную с этим автономизацию индивидов назовем 
персонализацией. Если пользоваться абстрактными терминами, человек выступает 
сначала как особь, "случайный индивид" (Маркс), затем – как социальный индивид, 
персонификация определенной социальной общности, группы ("сословный индивид" 
или "индивид класса") и, наконец, как личность. Каждой из этих ипостасей 
соответствует определенный тип самосознания. 
Поскольку саморегуляция – необходимая предпосылка всякой целесообразной 
деятельности, определенная степень самосознания присуща уже животным. 
Предыстория самосознания начинается с бессознательного чувства идентичности, 
благодаря которому организм безошибочно "узнает" свои и отторгает чужие клетки. 
Высшие животные легко усваивают собственные имена, а шимпанзе, обученные языку 
глухонемых, могут даже "говорить" о себе в первом лице, используя знак "я", и в 
какой-то мере описывать свои эмоциональные состояния [6]. Хотя это – результат 
обучения, многие ученые считают, что можно говорить о наличии у приматов 
зачатков или элементов самосознания. 
В историко-психологических исследованиях генезиса "самости" четко 
прослеживаются возможные три линии развития: 1) консолидация единства и 
стабильности категориального "Я"; 2) выделение индивида из общины; 3) 
становление понимания индивидуальности как ценности. Однако эти процессы далеко 
не однозначны. 
Наиболее общее свойство архаического сознания по сравнению с современным – его 
диффузность. Как пишет Е.М.Мелетинский, "человек еще не выделял себя отчетливо 
из окружающего природного мира и переносил на природные объекты свои 
собственные свойства... Эта "еще-невыделенность" представляется нам не столько 
плодом инстинктивного чувства единства с природным миром и стихийного понимания 
целесообразности в самой природе, сколько именно неумением качественно 
отдифференцировать природу от человека... Диффузность первобытного мышления 
проявилась и в неотчетливом разделении субъекта и объекта, материального и 
идеального (т.е. предмета и знака, вещи и слова, существа и его имени), вещи и 
ее атрибутов, единичного и множественного, статичного и динамичного, 
пространственных и временных отношений" [7]. 
Несобранность, текучесть, множественность "Я" первобытного человека единодушно