Из пилотской кабины выглянул второй пилот Крутилин, снял с кастрюли крышку, 
принюхался и с веселым ужасом произнес:
– Вот бы сюда инспектора из министерства!.. Для начала грохнулся бы в обморок, 
а очнувшись, лишил бы всех поголовно дипломов. У бака с бензином – газовая 
плита, какие-то разгильдяи курят на баках, на огнетушителе чьи-то портянки 
просыхают…
– Женя, – попросил Бармин, – у меня бензин в зажигалке кончился, зачерпни из 
бака.
– Как же я зачерпну, если он герметический? – Механик Дугин сделал удивленное 
лицо. – Разве что дырочку просверлить.
Гидролог Ковалев вытащил из кармана складной нож.
– На, шилом проковыряй.
– Редкостные сволочи вы, ребята, – проникновенно сказал Крутилин. – Когда 
обедать будем?
Самолет сделал вираж, и Крутилин скрылся в кабине. Бармин прильнул к окошку.
– Попробуем? – закручивая вираж, спросил Белов. – С виду то, что надо.
– Как раз посредине ропачок, – предупредил Семенов.
– Вижу, пройду левее. – Белов обернулся к штурману. – Шашку!
Штурман протянул радисту листок с координатами (раз садимся – на базе должны 
знать, где) и распахнул дверь пилотской кабины.
– Шашку!
Бортмеханик Самохин проткнул в шашке несколько отверстий, сунул фосфорную 
спичку, поджег ее и выбросил шашку в открытую дверь.
– Ветер по полосе, – проследив за столбом оранжевого дыма, констатировал Белов.
 – Приготовиться к прыжку!
Самолет потел на посадку, проскочил гряду торосов и, гася скорость, запрыгал по 
застругам.
– Прыгуны на лед!.. Эй, растяпа!
Филатов, глазевший, как Бармин и Ковалев на ходу выпрыгивают на заснеженную 
поверхность, с проклятиями подхватил с плиты заплясавшую кастрюлю. Самолет 
выруливал, не останавливаясь (мало ли что – какой, он, лед), несколько пар глаз 
впилось в прыгунов, которые с предельной быстротой крутили рукоятки бура.
Выдернув бур и на бегу показывая три пальца, прыгуны стремглав бросились к 
самолету. Белов выругался: тридцать сантиметров! Подбежали, чуть не сбиваемые 
струей от винта; Бармин, как мешок с мукой, забросил Ковалева в открытую дверь 
и, ухватившись за руку бортмеханика, лихо вскочил сам. Моторы взревели, самолет 
помчался по неверному льду и взмыл в воздух.
– Житуха! – Филатов высунулся из мешка и, зажмурив глаза, наслаждался горячим 
воздухом газового камина. – Женька, дай закурить.
– Док, утопленник ожил, – сообщил Дугин.
– Разбудишь, когда зимовка кончится! – успел выкрикнуть тот.
Час назад произвели очередную посадку, Филатов побежал к торосам по нужному 
делу и вдруг на ровном месте исчез из виду. Бармин и Дугин крутили бур и ничего 
не видели, а Ковалев даже глаза протер: только что был Веня – и нет его. Едва 
успел Ковалев поднять тревогу, как сначала показалась Венина голова, потом на 
лед, как тюлень, выполз и весь Филатов, вскочил, отряхнулся по-собачьи и с воем 
побежал к самолету. Здесь его разули и раздели, дали выпить спирту и сунули в 
спальный мешок.
Пока «утопленник» изо всех сил стучал в мешке зубами, Бармин, подражая голосу 
Семенова, строго внушал:
– К сведению ослов, случайно попавших в Арктику: современная медицина 
подвергает сомнению полезность купания при температуре воды минус один и семь 
десятых градуса, так как данная водная процедура, не будучи в состоянии 
расшевелить отсутствующие у осла мозги, вызывает, однако, неприятные ощущения в 
виде дрожи всего ослиного тела и непроизвольные вопли «И-а! И-а!».
– П-пошел к ч-черту! – рычал Филатов.
– Лексикон явно не мой, – улыбался Семенов.
– Зато осел тот самый! – возражал Бармин.
Станцию открыли на третьи сутки.
Лучшей льдины Семенов, кажется, еще не заполучал. Два на два с половиной 
километра, а вокруг, как мечтал, льды молодые, толщиной около метра. На них-то 
Семенов и оборудовал лучшую посадочную полосу, какую когда-либо имел в Арктике: 
«оборудовал» не то слово, лед здесь был настолько ровным, что и делать ничего 
не пришлось, разве что прогулялись по нему, самую малость подчистили и 
разметили полосу. Когда начались регулярные рейсы – завоз людей и грузов, 
летчики и ту волосу садились с песней: длина – побольше километра, ширина – 
метров двести пятьдесят. «Как в Шереметьеве! – похваливал Белов. – Умеет же 
Серега выбирать льдину!»
Ну, это Коля скромничал, выбирали вместе.
Льдину ли?
В тот вечер, когда ее нашли, Семенов и его ребята проводили самолет, разбили на 
льду палатку, хорошенько подзакусили и улеглись отдыхать. С метр от пола – жара 
не продохнуть, на полу – минус десять, залезли в спальные мешки. Семенов долго 
не мог забыться, лежал в спальнике и думал, не совершал ли в чем ошибку. 
Восстановил в уме план льдины, несколько раз мысленно ее обошел, замерил высоту 
снежного покрова, прошелся по периметру лагеря и, утвердившись в хорошем своем 
впечатлении, собрался было отключиться, как вдруг до него донеслось чье-то 
бормотание.
Семенов осторожно выглянул из спальника. Притулившись к газовой печке, Филатов 
отрешенно смотрел перед собой и бормотал одну и ту же фразу; потом, по