Филатова.
– Тридцать восемь, – кивнул Бармин. – Но не в этом дело, Николаич. Костя, 
просвети начальника.
Семенов стал читать протянутый Томилиным листок: «Осокину Виктору Алексеевичу. 
Дорогой папа у нас большая радость про тебя очерк районной газете знатный 
земляк с фотографией нас все поздравляют мы с мамой очень тебя любим гордимся – 
твоя Наташа».
– Такие дела, Николаич, – озадаченно проговорил Бармин.
Семенов молча закурил.
– Серге-ей Николаич, – совсем по-детски протянул Филатов, – девчонка-то в чем 
виновата? Ей-то за что?
– Дядя Вася у него вчера был, – вставил Томилин. – Говорит, что…
– Знаю, – с досадой сказал Семенов. Взял радиограмму, вновь прочитал. – 
Неплохого адвоката он заполучил, сукин сын… Ты-то как считаешь, Саша?
– Насчет ребенка Веня прав. Представь себе, возвратится с клеймом… Я бы на его 
месте лучше с головой в воду. Надо прощать.
– Сегодня он себя не жалел, в пекло лез, – добавил Филатов. – Костя с ним был, 
спросите у него.
– Патетики многовато, – проворчал Семенов. – С головой в воду… пекло… Но 
положеньице в самом деле щекотливое. Да-а, неплохого адвоката заполучил! Ладно, 
с бойкотом кончаем, но всех предупредить, чтобы никаких слюнявых сцен 
всепрощения не было. Добрячки! Просто ничего не произошло – забыли, и точка. Ну,
 спать пора?
Бармин снял со спиртовки стерилизатор, подмигнул Филатову.
– Сейчас мы тебе кой-куда кой-чего вкатим, и тебе приснится Наденька на 
сочинском пляже.
– Нужна она мне, – проворковал Филатов. – Ты мне лучше клешню вылечи.
После укола Филатов задремал, и Семенов ушел успокоенный.
Поднялся небольшой ветерок, тянуло гарью и чем-то паленым – долгий, 
неистребимый запах пожарища. Под наскоро сколоченным навесом тарахтели движки, 
их энергии, подсчитал Семенов, хватит на работу радиостанции, аэрологию и 
медпункт; гидрологическую лебедку придется вертеть вручную, а кое-какие научные 
работы временно приостановить. Ничего, главное – люди живы и корабль на плаву 
остался… До чего же молодец Валя, старый ретроград Валя Горемыкин – отказался 
от электропечи, потребовал обеспечить камбуз баллонами с пропаном. «Газовая 
плита мне сподручнее», – стоял на своем Валя, за что большое ему спасибо: 
камбузу простой не угрожает.
У движков дежурил Дугин.
– Палец как? – спросил Семенов.
– Док вправил, нормально, – ответил Дугин. – Ну, ты хорош, скажу тебе… Детей по 
ночам пугать!
– Сбегай в кают-компанию, погрейся, я пока подежурю.
– Не надо, мне Валя термос кофе притащил… Что там, в медпункте, весело? Семенов 
рассказал.
– Правильно, Николаич, кончай бойкот, – согласился Дугин. – Витька Осокин, 
конечно, не подарок, но от Вени кто хошь озвереет… Да, я в твоем доме 
аккумулятор с лампочкой приспособил для работы.
– Вот спасибо!
– А завтра будем с дядей Васей ветряк ставить, пусть ветер на нас поработает. 
Мне там радиограмм не было?
– Пишут, – с теплотой сказал Семенов, – наконец-то и тебя, старого холостяка, 
жизнь расшевелила. На свадьбу – не забудешь?
– Вопрос! – Дугин ухмыльнулся. – А летом на рыбалку, в гаранинские тайные 
местечки махнем, да?
– Заметано, Женя, готовь снасти. Ну, друг, не скучай.
На метеоплощадке Семенов осмотрел термометры и с удовлетворением отметил, что 
температура воздуха этой ночью понизилась до минус десяти. В самом деле, 
промоины и лунки покрылись ледяной коркой, подмораживает всерьез. Что ж, август 
в центре Арктического бассейна – уже не лето, хотя еще и не осень. Вот пройдет 
неделя-другая, и можно будет приступать к сооружению новой взлетно-посадочной 
полосы.
Семенов еще постоял на свежем воздухе, подумал о том, какая хорошая жизнь 
наступит, когда начнутся полеты и станция вновь заработает на полную мощность, 
и пошел к себе. Хочешь не хочешь, можешь не можешь, а надо хоть немного поспать.

А у Филатова сегодня бенефис, подумал он, смыкая глаза, его день. Лез в самый 
огонь, до конца пожара на руку не жаловался, да и сейчас держится достойно…
И тут же с непонятным, смутным чувством поймал себя на том, что ему было бы 
приятнее, если бы этот день был днем не Филатова, а Дугина.



СВЕШНИКОВ

Свешников прилетел на станцию первым бортом. Огромный, радостно-взволнованный, 
он спустился на лед и, пожимая руки обступившим его людям, весело прогремел:
– Сам себе не верю – вырвался! Позавчера были три заседания, на завтра назначен 
ученый совет, послезавтра съемки для телевидения, а меня и след простыл. Сбежал,
 как мальчишка! И, неожиданно распустив «молнию» на каэшке Бармина, погрозил 
ему пальцем.