тебя виды, замом собирается сватать.
В словах Свешникова было что-то принужденное, стороннее.
Семенов весь подался вперед, его душила догадка.
– К чему это – насчет консервного ножа?
– Отдохнешь, – Свешников явно уклонился от ответа, – отчет о дрейфе сдашь и 
подключишься к Макухину. Знаю, что не очень его жалуешь, ничего, притретесь 
друг к дружке, сработаетесь… Что, рад? Повышение тебе в руки идет, благодарить 
начальство в таких случаях положено!
– Не для того вы меня вызвали, Петр Григорьевич…
– Смотри ты, каким телепатом заделался… А ведь точно, не для того. Сам-то 
догадываешься?.. Решение принято только вчера. Будем в этом сезоне 
расконсервировать Восток. Молчишь?
– Думаю, Петр Григорьевич…
– А я тебе еще ничего и не предлагал, О Востоке – так, в порядке информации… Да,
 слушаю вас. – Свешников прижал к уху трубку, – Привет тебе, Николай Алексеич, 
привет… Да, буду жаловаться в горком, это тебе правильно доложили… В Антарктиде,
 сам знаешь, людям податься некуда, а твой кинопрокат заваливает нас такой 
рухлядью, что даже пингвины деньги за билет требуют обратно! Так что уж 
расстарайся… А что есть? Ну, читай список…
Семенов вытер с бровей пот. Не торопись, подумай, Сергей… Вера… дети… сколько 
можно воспитывать их радиограммами… Не торопись, Сергей…
Семенов недвижно уставился на карту, взгляд его застыл на крохотной точке в 
глубине Антарктиды. Точка… Два года отдано, чтобы вдохнуть в нее жизнь.
Семенов любил Восток и гордился его исключительностью. В первую зимовку бывало, 
что весь научный мир следил за его радиограммами, ожидая все новых сенсаций, в 
июле – августе Восток чуть не каждый день бил мировые рекорды, 80… 82… 85 
градусов ниже нуля! А тот незабываемый день – уже в другую зимовку, когда вышли 
они с Андреем на метеоплошадку и, глазам своим не веря, уставились на отметку 
88,3… Полюс холода, геомагнитный полюс Земли, уникальнейшая точка планеты – 
станция Восток… Нет большей чести для полярника – первому обжить такую точку, 
закрепить за людьми форпост, откуда они будут штурмовать Центральную Антарктиду.
 Тем, кто пришел следом, было полегче, и открыли, может, они для науки побольше,
 но первый шаг сделали Свешников, Семенов и его ребята, и первый дом построили 
они. И Льдины любил, и другие станции, где доводилось зимовать, а сердцем был 
верен Востоку. Потому так тяжело и переживал, когда дошло до него, что станция 
законсервирована. В то время он дрейфовал и не знал толком, в чем дело, то ли 
санро-гусеничный поезд с топливом через зону застругов не пробился, то ли со 
снабжением произошли неувязки, но чья-то рука поставила на Востоке крест. Так 
обидно было, будто полжизни зря прожил, будто на твоих глазах чиновничий 
бульдозер срыл дело рук твоих.
И вот теперь Востоку приказано воскреснуть. И он, Семенов, может вдохнуть к 
него жизнь!
Свешников положил трубку, взглянул на Семенова и нажал кнопку звонка. Заглянула 
секретарша.
– Минут десять ни с кем не соединяйте.
– Я согласен, – сказал Семенов.
– Вижу. Хорошо подумал?
Семенов кивнул.
– Ты-то меня не беспокоишь, – задумчиво проговорив Свешников, – на «Оби» 
отдохнешь, отоспишься… Другое дело – Вера… Вряд ли она разделит твой энтузиазм, 
друг ты мой.
– Вряд ли, – искренне признался Семенов. – Предвижу серьезные, но преодолимые 
трудности.
– Ситуация знакомая, сам не раз преодолевал… Честно, Сергей, мне бы хотелось, 
чтобы Восток расконсервировал именно ты. Но – ты знаешь меня, не обижусь – 
скажи слово, и пойдет другой.
– Не скажу, Петр Григорьич…– Семенов покачал головой. – Предложили бы любое 
другое дело – может, и сказал бы. А на Восток пойду. За честь и доверие большое 
спасибо!
– Заговорил… как стенгазета… Ты мне станцию оживи, чтоб задышала и запела, – 
тогда сам тебе спасибо скажу… Ну, к делу. «Обь» через месяц с небольшим уходит, 
времени, сам понимаешь, у тебя в обрез. Что надо будет, сразу ко мне, Востоку 
все отдам – любого человека из экспедиции, кого хочешь. Займись в первую 
очередь людьми, особенно первой пятеркой, которая будет расконсервировать 
станцию. Помнишь, Георгий Степаныч говорил: «Товарища по зимовке выбирай – как 
жену выбираешь. Жизнь твоя от него зависит». Ну, иди. Не завидую тебе, 
нешуточное дело – на второй год подряд увольнительную получить!
Семенов вышел из кабинета, в голове у него гудело, как после доброго стакана 
спирта. В приемную уже набилось много людей, ктото из них приветливо произнес:
– С возвращением, Сергей Николаич!
Семенов рассмеялся, извинился за непонятный товарищу смех и быстро пошел в 
гостиницу: Вера, небось, уж заждалась.
Этюд из личной жизни полярника
Оркестр неожиданно заиграл полузабытую мелодию, и они пошли танцевать.
– Этот вальс постарел вместе с нами, – сказала Вера, – У него такие же морщины, 
как у меня.
– Ты очень красива, – сказал Семенов. – Прости, я стал совсем неуклюж.
Сердце мое, не стучи, Глупое сердце, молчи…
– Какая она грустная. – Вера кивнула на певицу. – Наверное, жена полярника или 
моряка.