– Хоть вприсядку, Сергей Николаич!
С механиком-дизелистом Дугиным Семенов несколько лет назад отзимовал на Востоке 
и почти весь прошлый год – на Льдине, до несчастного случая, когда Женьку 
вывезли с переломом ноги. Дугин Семенову нравился. Сдержанный, на редкость 
исполнительный, он легко входил в коллектив, с полуслова подхватывал приказы и, 
случалось, без подсказки одергивал ребят, вылезавших из оглоблей. Семенов ценил 
такую преданность, верил Дугину: дизель Женька мог разобрать и собрать с 
закрытыми глазами, на тракторе по Льдине раскатывал, как на велосипеде, знал 
сварочное и взрывное дело.
– Езжай пока что, – с сожалением сказал Семенов. – На Врангеле повеселее будет, 
чем на нашей ледяной корке. Поохотишься, порыбачишь.
– Какая там охота! – вздохнул Дугин – Оленей, говорят, колхоз поставляет, а в 
море разве рыбалка?
– Не скажи, в августе туда гуси канадские прилетают тучами, – подбодрил Семенов.
 – Ну не пропадай!
– Если что, так я на крыльях, только знать дайте, – попросил Дугин.
– Договорились, Женя. Координаты твои те же? Лады. Может, и сведет судьба.
Не знал тогда Семенов, что сведет, и не раз! Необозримы полярные широты, а 
дорог, по которым ходят люди, там не так уж и много, то и дело перекрещиваются.
– Здравствуй, Сергей, – Свешников поднялся и приветливо протянул Семенову 
могучую руку. – Заматерел ты, брат, раздался, впрок, видно, идет тебе полярное 
питание на свежем воздухе. В газете о тебе писали, слышал? Наступает молодежь 
на пятки, вот-вот под это кресло клинья начнет подбивать!
– Петр Григорьевич…– с упреком произнес Семенов.
– Отдрейфовал ты прилично, – продолжал Свешников, – скажем, на четверку. Можно 
было бы даже с плюсом, если бы не перерасход спиртного.
– Два ящика с коньяком при подвижках льда…– начал было Семенов.
– Расскажешь своей бабушке, – усмехнулся Свешников. – Загадка природы! 
Почему-то на всех станциях в авралы страдают в первую очередь именно ящики с 
коньяком! Устал?
– Нормально, Петр Григорьевич, «Москвич» в гараже бьет копытом, в путешествие 
собираемся – с Гараниными.
– Поня-ятно. – Свешников на мгновение призадумался. – Идея хорошая…
Зазвонил телефон, Свешников жестом указал Семенову на стул и завел с кем-то 
длинный и, судя ло первым словам, деликатный разговор. Голос его раскатисто 
гремел, этакий густой, как сгущенка, баритон, даже удивительно было, как 
выдерживает такой напор телефонная трубка, затерявшаяся, казалось, в огромной 
ладони. Семенов отключился – неприятно слушать чужие тайны – и с почтительной 
симпатией покосился на хозяина кабинета. Массивный, лишний жирок появился, все 
реже надевает Петр Григорьевич свои видавшие виды унты… А силы в нем были 
немереные, все помнили случай, когда провалившуюся под лед упряжку в одиночку 
вытащил и, сам мокрый насквозь, полсуток до берега добирался. Из первопроходцев 
– не любил ходить по чужим следам. Что поделаешь годы, от них и скалы 
выветриваются…
Семенов уважал Свешникова и его полярную мудрость. От него в свой первый дрейф 
он научился тому пониманию полярного закона, которое дается только жизнью на 
трудной зимовке, и не раз и навсегда, как некая догма, а как метод, которым 
следует пользоваться в зависимости от обстоятельств. «Спасай товарища, если 
даже при этом ты можешь погибнуть, – учил Петр Григорьевич. – Помни, что его 
жизнь всегда дороже твоей». Если б только говорил, но Свешников так и поступал, 
и потому сформулированный им главный закон зимовки врезался в память, как буквы 
в гранит, – навсегда. Всего лишь год прозимовал Семенов под началом Свешникова, 
но тот год оказался очень важным, и за него Семенов был благодарен судьбе.
– Как он станцией будет командовать, если женой не научился? – продолжал 
греметь Свешников.
Семенов стал смотреть на большую, во всю стену, карту мира, на которой 
разноцветными линиями и стрелами, как на картах полководцев, отмечался дрейф 
станций «Северный полюс» и маршруты кораблей в Северном и Южном Ледовитых 
океанах. Вот по этой извилистой линии дрейфовала его последняя Льдина, год 
жизни шел по этой линии; а вот и Скалистый Мыс – еще несколько лет жизни, 
Антарктида… Мирный… Восток…
– «Кто на Востоке не бывал, тот Антарктиды не видал», помнишь? – послышался 
голос Свешникова. – Соскучился по своему Востоку?
Семенов вздрогнул. Свешников с улыбкой на него поглядывал, развалясь в своем 
кресле.
– Почему это по-моему? – возразил Семенов. – Станцию-то открыли вы, я только 
ключи от вас получил.
– Померзли мы тогда, Сергей, как не мерзла еще ни одна собака.
– Было дело, Петр Григорьевич… А жаль!
– Чего жаль?
– Восток, слово-то какое – Восток! – а закрыли, законсервировали, как банку с 
грибами!
– Ишь, критикан! Не в свою епархию лезешь.
Семенов молчал.
– То то же… Совсем на своей Льдине от субординации отвык. Думаешь, у одного 
тебя за станцию душа болит?.. Банка с грибами… Консервным ножом пользоваться не 
разучился?
– Это к чему? – ошеломленно спросил Семенов.
– Да ты же в отпуск собрался, – будто бы вспомнил Свешников. – Что ж, после 
дрейфа отпуск положен, отдыхай, набирайся сил, Кстати говоря, у Макухина на