В ловушке

Дугин сказал правду: оба дизеля вышли из строя.
Это была катастрофа – без дизелей на Востоке делать нечего. Дизель-генератор 
дает электроэнергию и тепло, в которых Восток нуждается больше, чем любое 
другое жилье на свете. Без электричества безмолвна рация, гаснут экраны 
локаторов, бесполезной рухлядью становится научное оборудование. Ну, а без 
тепла на Востоке можно продержаться недолго: в полярную ночь – не больше часа, 
в полярный день – несколько суток. А потом лютый холод скует, свалит, убьет все 
живое.
Нет дизелей – прощай, Восток!
Все эти мысли мелькали в голове Семенова, когда он осматривал следы катастрофы. 
Две тоненькие, еле заметные трещины, а превратили оба дизеля в груду никому не 
нужного металлического лома. На первом треснула головка блока цилиндров, на 
втором – корпус.
Оба в утиль!
Не слили воду из системы охлаждения? Кто консервировал дизели в прошлом году? 
Лихачев был механиком!.. Нет, быть такого не может, чтобы Степан Лихачев не 
слил воду. Наверняка дело в другом: просто образовалась воздушная пробка, и 
часть воды не вышла из системы… Да еще конденсат… вот и получилось скопление 
влаги… Да, наверное, так, только так. А зимой, когда морозы перевалили за 
восемьдесят, эта беспризорная, обманом оставшаяся вода и разорвала стальные 
тела дизелей.
Все. Нет дизелей – прощай, Восток!
Семенов крепко сжал челюсти, чтобы не застонать. «Ты мне станцию оживи, чтобы 
задышала и запела…)– напутствовал Свешников. Оживил! Веруню обидел, Андрея, 
ребят сорвал, потащил на край света – для чего? Два самолета, двадцать человек 
летчиков и механиков „Обь“ доставила за пятнадцать тысяч километров – зачем?
Доложить о том, что из-за двух никчемных трещин наука еще на год останется без 
Востока!
– Садись, братва, закуривай, – услышал Семенов голос Филатова. – Отзимовали.
В этих словах были насмешка и вызов. Что ж, справедливое, хотя и жестокое 
обвинение. Банкрот остается банкротом, вне зависимости от причин, которые 
привели его к разорению. Победителя не судят, проигравшего презирают
– таков суровый закон жизни. О том, что дизели разморожены, он, Семенов, знать 
не мог. Но в том, что станция Восток не оживет, виновен будет он и больше никто.
 И по большому счету это правильно.
Семенов обернулся. Люди молчали, лишь Гаранин взглядом споим говорил, умолял: 
«Думай, Сергей, думай. Я, к сожалению, в этих игрушках не понимаю, думай за нас 
обоих!»
– Что предлагаешь, Женя? – спросил Семенов.
– Не знаю, Сергей Николаич.
– Ты, Филатов?
– Вызывать обратно самолет и лететь в Мирный за новыми дизелями! – выпалил 
Филатов.
Семенов снова склонился к дизелям. Вспомнил забавную присказку Георгия 
Степаныча: «Не тушуйтесь, ребятки, у меня есть сорок тысяч американских 
способов выхода из любого положения!» И находил! Но перед этими жалкими 
трещинками и сам Степаныч спасовал бы. Ничем их не заклеишь, но замажешь, даже 
сваркабудь у них сварочный аппарат – здесь бесполезна.
Подошел Гаранин.
– Влипли, Андрюха…– тихо проговорил Семенов.
– Не впервой мы в таких переделках, Сережа.
– В такой – впервой…
– А шурф? – улыбнулся Гаранин – Ищи лопату, Сережа, ищи лопату!
– Нет ее здесь, Андрей, и не может быть.
– Найдешь! Ищи и найдешь!
– Спасибо.
И память возвратила его в первую зимовку…
После двухнедельного аврала люди так вымотались, что Семенов разрешил отдыхать 
днем не один час, а два. До конца зимовки оставалось еще около трех месяцев, и 
Семенов по опыту знал, что в этот период к людям нужно относиться особенно 
бережно, так как физическая и нервная усталость достигла уже такого предела, за 
которым от малейшей искры возможен взрыв, как в шахте, когда накапливается 
рудничный газ. Поэтому и разрешил отдыхать два часа. Хорошо бы, конечно, больше,
 но тогда пострадали бы научные наблюдения, ради которых и была основана эта 
чрезвычайно дорогостоящая станция Восток.
А случилось вот что. Ученые предполагали, что в полярною ночь на ледяном куполе 
морозы будут под девяносто градусов и безветренная погода; в действительности 
же морозы перевалили только за восемьдесят, и по нескольку раз в месяц задувал 
ветер пять-десять метров в секунду, а иной раз более пятнадцати. И тогда 
начиналась поземка, переходящая в сплошную снежную мглу. А в начале октября на 
станцию неожиданно налетела пурга, ветер с каждым часом усиливался и достиг 
двадцати пяти метров в секунду. И хотя морозы в пургу резко ослабли, покидать 
домик стало крайне опасно, и Семенов запретил выпуск радиозондов, а на 
метеоплошадку разрешил выходить только группой. Когда же на третий дань пурга 
окончилась, аэропавильон исчез, пятиметровой высоты строение из дюралевого 
каркаса, обтянутого брезентом, разметало ветром, и обломки каркаса находили 
потом в радиусе трех километров от станции.